Побег от Гудини. Охота на дьявола

Спустя два часа на улице роились полицейские, как разозленные пчелы вокруг улья. Опираясь спиной на стену аптеки, Томас наблюдал, как они собирают окровавленные простыни. Ему хватило вежливости не произносить «я же говорил», что было полезно для его здоровья. Мне было холодно и плохо, настроение упало вместе с температурой. Я дрожала под лошадиной попоной, которую предложил мне полицейский, зубы стучали, а снег продолжал сыпаться. Ветер носился по улицам, трепля волосы и вызывая озноб.

Из здания вышел главный инспектор Хаббард, и лицо его было мрачнее, чем когда он входил. Я постаралась не поглядывать сердито в его сторону, хотя по его вине стояла на леденящем ветру, а не осматривала место преступления. Не дай бог, я увижу тело в непотребном состоянии, например мертвое.

Он знаком подозвал к себе полицейских.

– Положите все туда, откуда взяли. Здесь нет никаких признаков преступления.

Он встретился со мной взглядом, хотя я не удивилась, что это продлилось недолго. Заговорил он с Томасом.

– Похоже… – Он смутился, и я закатила глаза. – Похоже, что подвальное помещение использовали для проведения абортов.

Он поджал губы и принял недовольный вид. Судя по его тону, его волновала не сама процедура, а женщины, обращающиеся за подобными услугами. Я тут же пожалела, что не могу ткнуть его тростью.

– Там остались медицинские инструменты и окровавленные простыни. Никаких признаков убийства. Никаких тел. – Он сунул пальцы в рот и свистнул. Перед нами остановился экипаж, инспектор открыл дверь и велел нам садиться. – Наверное, будет лучше, если с этого момента вы займетесь изучением тел, которые мы обнаружим. Чтобы не тратить ни ваше, ни наше время. Мы больше не приедем по бесполезному делу. Особенно ради парочки, которая, похоже, охотится только за славой.

– Прошу прощения? – спросил Томас, слишком сбитый с толку, чтобы сердиться.

– О, я слыхал про вас двоих, – ухмыльнулся главный инспектор. – И про доктора, с которым вы приехали. Думали, что можете явиться и устроить эту чушь с Джеком-потрошителем в моем городе, да? – Он без всякой вежливости ткнул пальцем в открытый экипаж. – Я больше не желаю видеть, как вы создаете проблемы. Я понятно выражаюсь? Еще один промах, и я посажу под стражу вас обоих.

Мы с Томасом переглянулись. Не было смысла спорить с этим человеком – он уже сделал выводы на наш счет, как бы далеки от правды они ни были. Больше сказать было нечего, и Томас помог мне забраться в экипаж.

Похоже, к нашему бесконечному списку добавилась еще одна проблема.

Глава 38 Будь моей

Бабушкин особняк

Чикаго, штат Иллинойс

14 февраля 1889 года

После нашей встречи с главным инспектором я была в таком жалком состоянии, что почти не обращала внимания на свою тарелку с едой. Я тыкала вилкой в овощи, погрузившись в мрачные размышления. Мы с Томасом сидели одни в большой столовой, а дядя заперся в импровизированной лаборатории в подвале, раскладывая инструменты так, как ему нравится.

Мы предложили помощь, но он так дико на нас посмотрел, что мы сразу попятились вверх по лестнице. Лучше оставить его в лаборатории одного, иначе он начнет швыряться скальпелями и пилами для костей, недовольный вторжением.

Я поднесла вилку ко рту, по-прежнему не интересуясь едой. Схватила бокал и сделала небольшой глоток, надеясь, что выражение моего лица не стало таким же кислым, как вино. Сидевший напротив Томас вздохнул. Я посмотрела на него, не вполне понимая, о чем он думает.

– С тобой все хорошо? – поинтересовалась я, пытаясь понять, опечален он или заболел.

Возможно, и то и другое. Я всмотрелась в него, по-настоящему всмотрелась, и увидела у него под глазами темные круги. Изможденность, тронувшую его прекрасные черты. Не только я не высыпаюсь.

– Что с тобой?

Он бросил нож с вилкой и сложил руки, как в молитве. Просил помощи у Отца Небесного?

– Я терпеть не могу, когда ты расстроена, Уодсворт. Из-за этого… – Он сморщил нос. – Из-за этого мне тоже плохо. Это отвратительно.

Я подняла брови. Есть что-то еще. В его глазах не блестело обычное воодушевление, как всегда, когда он меня поддразнивал.

– Я не люблю, когда не контролирую ситуацию, – сказала я, надеясь, что мое признание собственных страхов побудит его сделать то же самое. Я отпила вина, больше не замечая его терпкости. – Главный инспектор считает, что мы преувеличиваем либо стремимся попасть в газетные заголовки. Что мы не смогли помочь Ною в его расследовании. Затем…

На нашей личной драме я запнулась, не в силах думать или говорить о сорвавшейся свадьбе больше, чем уже сказала.

– …признание Натаниэля и его дневники. Которые только усиливают мое замешательство и беспомощность, ощущение, что все выходит из-под контроля.

Я сделала резкий вдох. Мою тревогу усиливало кое-что еще. То, чем я не хотела делиться с Томасом или признаваться самой себе. Я уставилась на изящное кружево скатерти. Оно было так красиво, что мне захотелось изрезать его ножом.