Побег от прошлого (СИ)

- У меня свои источники. - Наоми только пожимает плечами и качает головой, и это значит одновременно и то, что она удивлена моей недогадливостью, ибо наем информаторов – это само собой разумеющееся, и то, что разглашать имя человека, шепнувшего ей нужную информацию, она не собирается. – Вы слушали запись, которая на ней?

Меня внезапно охватывает неимоверное раздражение, и желание отвечать на ее вопросы как-то само собой перетекает в какую-то безумную дикую страсть наговорить кучу всяких гадостей.

- Может, да, а может, и нет, - спокойно отвечаю я.

- Даже если и слушали, то значит ли это, что вы не расскажете мне, что на ней? – Наоми и бровью не ведет и с виду остается такой спокойной, словно и не заметила моей дерзости.

- Значит, - киваю я.

- Значит, слушали, - делает вывод она. – И, похоже, на пленке есть что-то о вашей жизни, что вы предпочли бы не разглашать. Верно? А еще вы очень не хотите, чтобы кассета попала в руки полиции, не так ли? – Наоми вопросительно поднимает брови, едва заметно улыбаясь.

Понять ее двусмысленно невозможно. Угроза. Если не расскажу, она шепнет о кассете Миками Теру. Приходится признать свое поражение и заодно сделать себе втык за то, что пытаюсь играть в опасные игры с людьми, которые на словесных баталиях собаку съели.

- Вы правы, - вздыхаю я. – Но там не было ничего из ряда вон выходящего. Это звуковая запись моей рабочей смены, сделанная на следующий день после того, как я рассказывала, Киоко поругалась с Элем. И за несколько дней до того, как она распустила про меня слухи, - на всякий случай добавляю я, помогая ей восстановить в голове хронологию событий.

- Любопытно, - щурит глаза Наоми, обмозговывая полученную информацию. – У вас есть соображения, кто мог записать это? И с какой целью? И почему именно этот день?

- Ну… – неопределенно тяну я, после чего излагаю ей свою версию относительно директора кафе, которую сочинила вчера.

Шансов, что этот ответ удовлетворит Наоми, никаких. Она, не сомневаюсь, тут же расспросит об этом директора и, когда он ответит отрицательно, будет копать глубже. И добьется того, чтобы кассета так или иначе попала к ней в руки, чтобы прослушать ее самолично. Я здорово сомневаюсь, что на ней будут отпечатки Бейонда – он слишком осторожен, чтобы допустить такой глупый промах. Но даже если и допустит, Наоми вряд ли будет с чем их сравнивать. Да и к тому же, запись была сделана еще в феврале, так что за это время отпечатки, если они и были, вполне могли быть стерты. Да и Лайт с Мэттом, насколько я вчера видела, при обращении с кассетой, не пользовались перчатками, так что есть большая вероятность, что их отпечатки заслонят другие.

После завтрака, когда мы прощаемся, Наоми, как я и ожидала, идет в служебные помещения, явно собираясь переговорить с директором относительно звукозаписи. На меня она, кажется, уже вовсе не обращает внимания, так что есть шанс скрыться незамеченной. Честно говоря, этот разговор превратил мои опасения относительно того, что я могу ее привести к Бейонду, в самую настоящую паранойю. Так что к его дому, куда я изначально собиралась, я иду чуть ли не в обход всего города, то и дело оглядываясь, словно спиной чувствуя, как Наоми или ее таинственный информатор идут за мной след в след, не сводя пристального взгляда. Я езжу на автобусах, постоянно пересаживаясь с одного на другой, захожу в торговый центр, в котором всегда многолюдно, надеясь затеряться в толпе. За этим бесконечным запутыванием следов проходит около двух часов. Наконец, решив, что ничего лучше сделать я уже не смогу, я все же направляюсь к Бейонду.

Его зверинец встречает меня восторженным тявканьем, мяуканьем, чириканьем и другими совсем нечленораздельными звуками. Так как открывать мне никто не спешил, пришлось открыть дверь запасным ключом. Бейонд рассказал мне о его существовании и местоположении, когда с ужасом осознал, что я от него не отстану. Так что выдержав серию ритуальных облизываний, я все же прохожу в гостиную и диву даюсь. Несмотря на стоящий в комнате гам, Бейонд спит, развалившись на диване, что само по себе – событие из ряда вон выходящее, поскольку я уже успела уяснить, что сон – не самое любимое его времяпровождение.

Внимательно приглядевшись у его лицу – мало ли кошмар снится, - я делаю вывод, что сны его, очевидно, чисты и невинны, как фантазия ребенка, потому что человек, которого мучает кошмар, не может сохранять на лице такое безмятежное выражение. Маленькие пекинесы отчаянно тявкают и зубами тянут меня за штанину в сторону кухни, словно желая этим сказать, что голодны. Но я не спешу утолять их голод. По той простой причине, что раньше двух Бейонд их никогда не кормит, а сейчас еще только час. А что до их голодных взглядов – так это, как у Тома, явление постоянное. Так что я только шикаю на них, чтобы замолчали и не будили своего хозяина, а сама осторожно присаживаюсь в кресло.