Побег от прошлого (СИ)

Когда мы всей гурьбой поднимаемся по лестнице на второй этаж, я встречаюсь взглядом с Бейондом, и в его глазах читается такая ошарашенность и такое недоумение, что я не выдерживаю и начинаю сдавленно беззвучно хихикать. Слава богу, я иду последней, так что никакого риска, что кто-то это заметит. Еще раз глянув на Бейонда, я опять прыская, потому что на этот раз он обреченно качает головой, словно желая этим сказать «А я еще жаловался, что придирки Саю-чан ужасно утомительны». Ну да, все познается в сравнении, и безобидные неловкие нападки Саю, которую так легко было поставить в тупик, не идут ни в какое сравнение с железной дисциплиной моей мамы, которая сама кого хочешь на место поставит без особых проблем. И с ней те же самые приемы, что и с Саю, не прокатят. Думается, даже словоблудие братьев тут окажется бессильно. А что, будет даже интересно послушать, о чем же мама будет с ними говорить. И плевать, что подслушивать под дверью недостойно – для меня это правило утратило всякую силу после того, как я бесстыдно подсматривала за Саю и Бейондом. Чую, будет весело.

В итоге мне еще и приходится выслушивать длинную и нудную речь по поводу того, что комнату, в которой всегда располагались мои родители, когда приезжали, сейчас занимает Саю, и им приходится ютиться в «какой-то кладовке». Когда, наконец, вещи разложены, папа и Джейн идут вниз, а мама остается в комнате устраивать Элю и Бейонду допрос с пристрастием. И когда дверь комнаты захлопывается, я просто бесцеремонно усаживаюсь на пол и слушаю, ничуть не беспокоясь, что меня могут застукать, как и последствий этого.

- Расскажите о себе, - коротко требует мама. – Ведь вы не местные, насколько я вижу.

- Совершенно верно, миссис О’Хара, - подтверждает Бейонд. – Мы родились и выросли в Великобритании.

- Ну, кто бы сомневался, - она явно искривляет губы в своей излюбленной манере, когда ей что-то не нравится. – Мало того, что Кристен связалась с японцами, так теперь еще и англичан в свой дом притащила. – Шумно выдохнув, она продолжает допрос. – Кто ваши родители? Где работают?

Блин, ну нашла, что спрашивать… Сейчас такое начнется… Глянув в замочную скважину, я вижу, что, кажется, тревога была ложной, и кидаться на маму с кулаками братья не спешат. Кажется, они даже не испытывают негативных чувств по поводу этого вопроса. Неужели, смирились? Или успели за такой короткий срок морально себя подготовить? Впечатляет.

- Отец работал в Скотланд-Ярде, а мама была ведущим репортером в «Таймс», - ровным голосом отвечает Эль, и на его лице не дрогает ни один мускул.

- Вот как? – переспрашивает мама. – А сейчас не работают?

- Не работают, - эхом отзывается Эль. – Потому что они мертвы. Убиты. Отдали свои жизни, исполняя свой долг. – А потом немного склоняет голову на бок и адресует ей ледяной взгляд. – Еще вопросы?

- Прошу прощения за свою неучтивость, - ни секунды не колеблясь, склоняет голову мама, но довольно скоро возвращает разговор в прежнее русло. – Значит, сейчас вы живете одни?

- Почему же одни? – подает голос Бейонд. – У нас есть дедушка. Правда, он болен и лежит в больнице. Не знаю, говорит ли вам что-то это имя, но наш дед – Квилиш Вамми.

- Вы просто потрясающего мнения о моих умственных способностях, молодой человек, - мама говорит таким голосом, словно ей плюнули в душу. А потом подумали, и плюнули еще раз. – Вы считаете, что я могу не знать столь известного человека?

- Вас еще что-нибудь интересует, миссис О’Хара? – спрашивает Эль прежде, чем Бейонд ответит на предыдущий вопрос.

- Довольно невежливо уходить от прямого вопроса. – Как и следовало ожидать, сменить тему разговора, если предыдущая ее еще волнует, она не позволит.

- Что невежливо, так это ковыряться в душе у человека, даже несмотря на то, что ему это неприятно, - резонно возражает Бейонд. – Если вам действительно что-то интересно о нас узнать, то спрашивать надо нормально, по-человечески. Вы для нас никто и зовут вас никак, так что мы вовсе не обязаны рассказывать вам что бы то ни было. И если у вас такая острая неудовлетворенность жизнью, то советую вам сперва навести порядок в собственной голове.

Даже отсюда я вижу, как широко распахиваются мамины глаза, и в них нет возмущения, злости, презрения – ничего, кроме удивления. Я, пожалуй, и не возьмусь вспомнить, когда ей последний раз говорили слово против, да еще и таким дерзким тоном. На моей памяти, кажись, такого вообще не было ни разу. Что ж, неудивительно, что она так растерялась. Но, думается, это ненадолго. И, словно в подтверждение моих мыслей, ее губы сжимаются в ровную черту, а глаза чуть ли молнии не начинают метать.

- Да как вы смеете!