Побег. По двум сторонам океана (СИ)

— Как ничего особенного?! — подскочил он. — У тебя начинается самая прекрасная пора в жизни, а ты говоришь “ничего особенного”!

Урбен не понимал, как можно влюбиться в человека и не придать этому значения. Он испугался, что дочь может повторить его судьбу. А Софи смеялась добрым лучезарным смехом над отцом. В тюремной и мрачной камере Софи было приятно и тепло — она с отцом. Софи не знала, что такое иметь отца. Когда же отец появился в её жизни, то она пыталась отдалиться от него, она не могла принять чужого человека, который когда причинил боль её маме и лучшего другу Уго Дюшену, которого Софи всю жизнь называла папой. Лишь потеряв отца, она поняла, как сильно он её любит, и как она нуждается в Урбене.

Софи не скрывала чувств, она ничего не утаивала Урбена, посвящая его в девичьи секреты, когда говорила о Пьере. С первого её слова Урбен понял, что Софи всем сердцем полюбила юношу.

— Папа, когда я на балу повстречала Пьера, и даже не начала с ним говорить, то ничего хорошего я не могла сказать о нём, только похвалить его красивую улыбку. Пьер был хмурым и нелюдимым. А из-за того, что он пришёл на праздник с Дэвидом, так первое впечатление я бы не назвала хорошим. Но в разговоре Пьер открыл мне свою душу. Я поняла, что он человек, обладающий сердцем, желаниями, которые стоят выше земных. Ему чуждо лицемерие, зависть и алчность.

— Но недостатки всё же есть у твоего Геракла? — задорно спросил Урбен. — Ведь не бывает идеальных людей.

— Да полно, — ответила Софи. — Пьер создал иллюзию и в ней живёт. Он не видит реальности. Сегодня он захотел это изменить, но не знаю, получится ли это у Пьера или нет.

— А в какой такой иллюзии живёт Пьер? — полюбопытствовал он.

— Я потом расскажу тебе, это долгая история. Пока я хочу только двух вещей: чтобы Пьер поборол свой недуг, и чтобы ты, папа, вышел на свободу.

Урбен взял двумя руками свою голову, он смотрел на деревянный грязный стол.

— Софи, не трать своё время на меня, дурака. Я не дал тебе отцовской любви, предал двух близких людей. Ты только недавно узнала о моём существовании. Ты уже не девочка, а взрослая девушка, женщина. Затем тебе я — старик? Живи своей жизнью. Может быть, я попал за решётку неспроста, эта кара мне за прошлые грехи. Я уже смирился со своим положением.

Слова отца привели её в гнев. Софи звонко стукнула кулаком по столу. А затем встала и подошла к Урбену.

— Не смей говорить такие вещи. Ты мой отец, хоть мне сорок будет, и я буду мамой десяти детей — я тебя не забуду и не брошу. Не для того я мыкалась столько времени, оставила родной дом и стала жить у дяди, чтобы потом сказать: “На какой чёрт мне это далось?”.

— Не ругайся! — воскликнул Урбен. — Как не стыдно молодой девушки говорить такие слова!

Урбен строго посмотрел на дочь, но Софи было только это надо.

— Как приятно видеть прежнего Урбена Игаридье, — улыбнулась она. — Моего папу, а не старого фаталиста. Не переживай, ты получишь свободу, и мы начнём всё сначала, — Софи оглянулась на дверь, не подслушивает ли кто их разговор, и шепнула отцу на ухо. — Ради тебя я пожертвовала своей честью и совестью, так что не подводи меня.

Свидание подходило к концу. Софи попрощалась с отцом.

— Скоро увидимся на свободе, — сказала она.

Неподалёку от камеры её ждала Марлин. Софи думала, что они с матерью поедут домой. Но Марлин, ничего не говоря дочери, зашла в камеру. Только от надзорного Софи узнала, что её мама выпросила у начальника лишних полчаса.

Софи ждала мать возле камеры. Ей очень хотелось узнать, о чём же говорят её родители. Но она не обладала привычкой подслушивать. Но неё лишь долетали обрывки голосов, которые были смутны и непонятны.

Софи не вытерпела, она подошла к камере и приложила ухо к двери.

— Люди могут простить, но небеса не прощают. Наверху всё записано про меня, — говорил Урбен. — Я придумал себе, будто начал новая жизнь. И что дальше? Нигде нет мне покоя. Нечего было себя превозносить: такой прекрасный я человек, смог устроиться наконец-то в жизни, появилась крыша над головой, обрёл дочь.

— Урбен… — открыла рот Марлин, желая что-то сказать.

Но он не дал ей говорить.

— Сам виноват. Решил сделать доброе дело: сообщить стражам порядка о грабителях, орудующих в чужой квартире. В конце концов, за решёткой оказались не они, а я. Да к тому же обвинённым по самому страшному преступлению — убийству.

Софи услышала шаги маминых ног. Она отпрянула от двери.

— Надеюсь, у нас всё получится. И не только в суде, — раздался мамин голос.

Марлин покинула камеру. Она заметила дочь и отвела взгляд, покраснев. Но Софи была не из дотошливых. Она не стала ни о чём спрашивать маму, и так всё поняла.

Мать и дочь вышли из тюрьмы. Даже воздух показался Софи каким-то другим, будто она после шумного тесного города оказалась на пышном луге.

— Может, прогуляемся, — предложила Софи. — Хочу подышать.

Марлин согласилась. Мать с дочерью, под руку молча шли по тротуарам улочкам, не о чём ни говоря. Они всё для себя решили, им оставалось только ждать суда. Не хватало только третьего человека рядом с ними.