— Как вы подставили Урбена Игаридье? — спросила Аннет, не проявив ни капли жалости к допрашиваемому.
— Я его не подставлял, — возразил Жаке. — Виперан ожидал, что теперь он заживёт счастливо без этого Ландро — “вора славы”, но страхи не давали ему покоя. Неизвестной оставалась судьба главного свидетеля — моей Ирен. Но однажды она явилась ко мне с просьбой покаяться. Я отказался само собой, и тогда Ирен заявила, что всё расскажет обществу и исчезла. Это известие шокировало Виперана, он не мог спать по ночам, есть и отдыхать. Тогда он и решил на всякий случай запутать следствие так, чтобы в случае раскрытия правды, никто бы не поверил полоумной женщине. Он увидел в мэрии Игаридье, почерк которого невероятно был схож с моим и сделал несчастного своей жертвой. Ограбление соседей было спровоцировано его подручными, пока одни орудовали в пустой квартире, другие с дубликатом ключей проникли в квартиру Игаридье и подложили улики. Не просто так в том день под рукой у Игаридье оказались полицейские, да ещё и такие, которые тут же бросились вершить свою работу и сумели заметить странные улики в доме совсем обычного человека. Он мастер своего дела, просто гений.
— Нет, — заявила Аннет. — Он трус.
— Согласен, — качнул головой Жаке.
Анна молчала. Она ничего не хотела говорить Силестиану. Но Аннет не могла оставить убийцу своего мужа в покое.
— Ты подлец. Ничего не оправдывает тебя, — проговорила она. — Но слава Богу ты понесёшь своё наказание.
— Я его уже давно понёс, — ответил Жаке. — Спасибо скажите своему мужу. А что меня ждёт впереди, честно говоря, это уже не моё дело. Аннет, я вас, конечно же, прекрасно понимаю. Для вас я только преступник, а Алексис — прекрасный человек, но взгляните на нашу ситуацию глазами постороннего человека.
— Ничего не изменится, — ответила Аннет.
— Вы правы, — согласился Силестиан. — Я — преступник. Я ведь ради мести забрал чью-то жизнь. Убил любимого мужа и доброго отца, прекрасного человека, который свою жизнь посвятил во благо общества, а я обыкновенный подлый мститель. Алексиса должно было наказать правосудие, а не я. Но представьте чуточку другую ситуацию. Жилы-были отец и сын, однажды в дом ворвались грабители и убили сына, а спустя годы отец нашёл этих мерзавцев и уничтожил их. Вот как бы на это взглянуло общество? Поступок бы того отца считался бы благородным делом, ведь он расправился с преступниками и отомстил за сына. Так почему же тот же самый поступок при том же самом мотиве в моём случае считается преступлением? Всё просто, люди смотрят не на свершителя поступка, а на человека, на которого было направленно действие. Согласитесь, что это неправильно? В одной и другой ситуации совершались одни и те же действия: убили невинного мальчика, а отец воздал этим людям по заслугам. Но первый человек считается преступником, а второй любящим отцом.
Вот вы, Аннет, насчёт вас, Анна, я не знаю, — сказал он. — Сами убить меня не можете. Я это вижу. Но позволить другим людям мне отрезать голову вы можете. То же самое с каторгой. Вы можете взять в руки кнут и наказывать насильников и детоубийц? Нет. Вам не позволяет это сделать совесть и мораль, но когда вы позволяете так обращаться другим с насильниками и детоубийцами, то совесть и мораль бродит где-то далеко. Что это такое? Лицемерие или же противоречивая человеческая природа?
Аннет смотрела на Силестиана. Сердце у неё бешено колотилось. Но она не показывала ни следа скорби.
— Я не святая, — ответила она. — Но я не лицемерка. В обоих случаях я не стояла бы на стороне отца. Я не оправдываю своего мужа, я признаюсь при родной дочери, что мой Алексис совершил страшное преступление и поступил подлейше. Но никто не заслуживает смерти.
Аннетт встала и подняла нахмуренную и задумчивую дочь.
— Прощайте. Приговор вам уже вынесен. Ваш судья не я, не могу выбирать вам наказание. Даже тот представитель закона, перед которым вы предстанете на глазах общественности, на самом деле вам не настоящий судья и его приговор не будет иметь никакой силы. Думаю, вы уже сами знаете, кто вам судья и какой страшный приговор он вынес вам давным-давно.
Мать и дочь прошли мимо камеры с Випераном. Аннет зашла к нему и сказала всего несколько слов:
— Вас предал не Жаке, а собственная трусость и зависть. Вы не могли смириться с тенью моего мужа. Помощь Алексису — всего лишь вид, чтобы возвыситься как доброму другу перед обществом. Только сейчас я поняла, что каждый раз вы казнили себя за спасение жизни Алексису, совершённое в порыве молодости, а раздумали этот случай, дабы, опять-таки возвыситься. Но вы просто трус. Вы испугались деревенской женщины и совершили ошибку, выдав одного человека за другого. Вы так хотели отвлечь от себя подозрение, что не заметили, сколько оставили за собой улик. Мне очень жаль, что мы с мужем были такими наивными лопухами. Но я рада, что наша дочь не пошла по нашим стопам.