Побочное действие

Это напоминало прямой массаж сердца. Бескровный, конечно, — мысль вызвала у Мэл слабую, почти неосознанную полуулыбку. Мужчина с оружием на сгибе руки всё ещё что-то жевал с почти меланхоличным спокойствием, даже не подозревая: сквозь грудную клетку в самый центр его жизни уже проникли бесплотные пальцы. Остановились на миг у пульсирующего алой энергией сгустка, едва ли не ласково пробежали над огоньками отдельных импульсов – одним, другим. А затем кинжальным ударом сунулись в самый центр.

Человек подавился жвачкой, но задохнуться от этого просто не успел. Слева и в центре груди молнией вспыхнула боль, отразилась от лопаток, когда кровь из разорванных клапанов выплеснулась в полости сердца, заполнила их почти мгновенно, гася сокращения. Пот, покрывающий тело в душную ночь, мгновенно стал холодным и вязким, как подёрнутая льдом смола. Таким же вязким, в густеющей алой пелене мгновенно увиделось пространство под навесом, где болталась привязанная за руки пленница, кажется, совсем беспомощная.

А потом картинка вместе с застилающим её кровавым туманом просто свернулась в одну точку и исчезла, как будто древнему телевизору отрубили электричество. Кажется, был ещё предсмертный хрип, но Мэл только улыбалась, чуть обнажая пересохшие дёсны и пряча лицо в складках рукава. Интересная штука восприятие: чужая боль в такие моменты блокировалась автоматически, оставались только кадры чужого зрения, бесстрастные, как невыносимой старины кинохроника. Мэл не жаловалась, тем более сейчас: перед полуприкрытыми глазами уже водоворотом закручивалась боль собственная, и скорость вращения всё увеличивалась, утягивая на дно, в темноту. Туда, где слепящий фонарь-плошка сворачивался в красную точку.

Совсем рядом что-то рыкнули, кажется, матерно, а потом Мэл показалось, что фонарь всё-таки взорвался. Не сверхновой, а множеством искр, когда всё тело полностью сотряслось от бокового удара в лицо. Кажется, хрустнула шея, голова запрокинулась назад, а рот мгновенно заполнился металлическим привкусом. Промелькнула мысль: если последует ещё один удар, череп лопнет к хренам собачьим, а она не сможет даже защититься…

– Вот об этом я и говорил тебе, Хойт, – в ушах визжало и скрежетало, но сквозь какофонию как-то пробился голос главаря, далёкий и мрачный. – Мы поймали ёбаную ведьму…

Пират пробубнил что-то ещё, совсем уж невнятно, ему в ответ что-то прозудели. Звуки вязли в сгустившемся воздухе, содрогали его, как плотную мембрану, и Мэл только стискивала зубы, потому что каждое такое сотрясение отзывалось в затылке миниатюрным электрическим разрядом. Из какого-то дикого упрямства Мэл силилась держать глаза открытыми: сейчас, вот сейчас «босс» велит уничтожить пленницу за смерть своего человека, и момент этот нужно было встретить, хотя неизвестно, как и зачем. Но впереди трясся и покачивался какой-то мерзкий, похожий на гигантскую медузу студень цвета разведённой водой крови, за ним плавали неясные объёмные тени. А под рёбрами колючим клубком закручивалось ожидание: ну, давайте, чего медлите?! Стреляйте, режьте, что там ещё…

— …зывай её! — звенящая от натяжения мембрана вдруг подалась, пропустив с обрывком фразы холодный, не терпящий возражений голос. Тут же стало как-то тесно, совсем уж душно, как будто медуза-гигант решила поглотить жертву, а потом безвольно повисшее тело встряхнули. Неизвестно, зачем, но студень перед глазами дрогнул, истончаясь. Снова это лицо. Эти тускло мерцающие глаза в чёрных тенях, эта кривая ухмылка, а потом ещё и пальцы в лоскутьях пластыря, сжимающие чересчур уж знакомое лезвие.

Мэл сглотнула отдающую металлом смесь крови и слюны вместе с вялыми рвотными позывами. Скользнула взглядом по «браслету», который ей явно и ненавязчиво «продемонстрировали». Слишком много усилий: затылок рассекло болью, картинка потемнела, а рука врага с собственным оружием Мэл уплыла из поля зрения.

Падение вышло почти нечувствительным: освобождённое от опутывающих запястья верёвок тело просто осело вниз тряпичной куклой. Мэл ткнулась щекой во что-то тёплое и вязкое, слабо застонала, почти задохнувшись от концентрированного медного духа. Попыталась отодвинуться, да так и осталась бы распластанной между двух трупов, если бы её вдруг не потянули вверх, да не придали подобие сидячего положения.

— Ну что, сука, непривычно? – голос главаря смешался с водяным плеском, похожим на пощёчину. Пахнущие гнилью тёплые струйки заползли на губы и в уши, но Мэл всё же услыхала продолжение: – Очухалась, блядь?