Почём грамм счастья?

Вспыхнул экран компьютера. И на нём появился сладко зевающий Петрос Марагос. Стасис шарахнулся влево, пытаясь заслонить девушку.

– Читаю вот! – вызывающе заявил он. – Разве это запрещено?

– Запрещено? – удивился господин Марагос. – Разве в этом дело? Это в моём возрасте людям не спиться! А вам, молодым, отдыхать надо!

Стасис обернулся. Но девушки за его спиной уже не было. Она исчезла. Сердце перевернулось в его груди.

Эта ночь изменила всю его жизнь. И с тех самых пор побежали, помчались лихорадочные дни ожидания, и ночи, полные щемящей тоской. А при встрече с ней, единственной – разговоры без конца и края. Разговоры обо всём на свете: о стихах, о любви, о науке.

Дошло до того, что бедняга Христофорос стал поглядывать на Лелу с ревнивой неприязнью. Ведь раньше он один делил с хозяином мечты и стремления. К нему одному были обращены внимание Стасиса и взгляд, полный надежд. Но бедняга держался и ничем не показывал своей обиды.

Так в работе и в счастье обоюдной любви промчался для Стасиса последний год учёбы. Наступила пора государственных экзаменов. Пришёл август и стали известны результаты приёма в государственные Университеты. Стасиса зачислили в Афинский Политехнический университет, а вот Лела попала в Салонинский Университет имени Аристотеля.

Стасис был бесконечно рад. Его мечты сбывались. Он прошёл на один из самых завидных факультетов в знаменитый Политехнический Университет. И делился с попугаем своей радостью:

– Христофорако, – радостно говорил он, – мы едем учиться в Афины – я и ты! Я зачислен в Политехнио.

– Учиться! Учиться! – хлопая крыльями, кричал страшно довольный Христофорос.

Для него всё это означало одно – он не расстанется с хозяином.

– Ты рад, Христофорако? – спрашивал юноша.

– Христофорос рад! – распушив перья, подтверждал Ара. – Рад!

Он вообще любил говорить о себе в третьем лице единственного числа. Но если мечты о научной карьере свершались, то в делах любви всё изменилось. И изменилось не к лучшему. Ожидание прихода Лелы стало для Стасиса жестокой болью. А короткие встречи стали отравлены мыслью о расставании.

– Пойми же, я больше не могу так жить! – жаловался он подруге. – Надо внести ясность в наши отношения!

– Что ты конкретно предлагаешь? – спросило мудрое дитя своего времени.

– Нам следует пожениться! – решительно заявил Стасис.

– Но ведь это невозможно! Ты будешь в Афинах, я буду в Салониках. Пять лет учёбы… Кто знает, что может за эти пять лет произойти!

– Лела, я уважаю твои убеждения. Но пойми, жить так невозможно!

– Но если я откажусь от своего места, никакая интересная карьера мне не светит.

От её холодной расчётливости щемило сердце его.

– Послушай, но ведь мы оба – будущие учёные. Что–нибудь мы обязательно придумаем. Не можем не придумать!

– Я подумаю, что с этим можно сделать, – пообещала она. – Даю тебе слово, что подумаю.

Сказала и исчезла. Стасис уныло взглянул на место, где она только что сидела. Начертил на поверхности компьютера виток во времени.

– А если древние греки были правы, – вдруг подумал он. Ведь, прежде всего он был учёным и только потом влюблённым, – Ещё Демокрит утверждал, что мир состоит из атомов и пустоты – абсолютно однородного пространства, разделяющего атомы и тела, в которые они соединяются. Современная наука на новом уровне интерпретирует атомизм, и вносит совершенно иной смысл в понятие среды, разделяющей частицы. Эта среда отнюдь не является абсолютной пустотой, она вполне материальна и обладает весьма своеобразными свойствами, пока ещё мало изученными. По традиции, эта среда, неотделимая от вещества, продолжает называться пустотой, вакуумом. Ну–ка, ну–ка!

И он дал задание компьютеру найти подходящую формулу.

– А это значит, что если вакуум – это пространство, в котором отсутствуют реальные частицы, и выполняется условие минимума плотности энергии в данном объёме. А раз нет реальных частиц, то пространство должно быть пусто, в нём не может содержаться энергия, даже минимальная. Но, если предположить, что древние греки были правы и в нём содержится энергия… – и он задумался, – Тогда пространство заполнено эфиром. И это всё меняет…

На следующий день он говорил девушке: