Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений

На встрече Обамы и Медведева в Кремле обстановка была не в пример сердечнее. Двум лидерам удалось достичь нескольких соглашений, которые должны были определить повестку двусторонних отношений на предстоящие три года. Это был сигнал, что наступившие после грузинской войны заморозки в отношениях России и Америки кончились. Два президента согласились начать работать в направлении договора СНВ-3[56] и взяли на себя обязательства существенно сократить число как боеголовок, так и средств доставки. Они также решили расширить повестку в части ядерной безопасности, в том числе открыть совместный центр раннего предупреждения, чтобы делиться данными о запусках ракет. (В 1998 году Клинтон и Ельцин уже объявляли о подобном соглашении – как потом Клинтон и Путин в 2000 году и Буш с Путиным в 2007 году, – однако центр так и не был построен.) Они подписали соглашение, по которому США разрешалось ежегодно совершать до 4,5 тысячи транзитных перелетов через территорию России для переброски воинских контингентов и вооружения летального действия в Афганистан. Кроме того, Обама и Медведев объявили о создании Российско-американской двусторонней президентской комиссии, чтобы расширять и углублять отношения двух стран. Координировать работу комиссии назначили госсекретаря США Хиллари Клинтон и министра иностранных дел России Сергея Лаврова. Два президента признали, что у них разные точки зрения по ряду вопросов, например по Грузии и противоракетной обороне, но что оба готовы работать над улучшением связей между двумя странами. Когда кто-то из журналистов спросил Обаму, кто, по его мнению, на самом деле правит в России, американский президент дипломатично обошел каверзный вопрос: «Я так понимаю, что президент Медведев – это президент, а премьер-министр Путин – это премьер-министр, и они распределяют власть в соответствии с формой правления в России, точно так же как распределяются властные полномочия у нас в Соединенных Штатах»{600}. Некоторое время спустя высокопоставленный чиновник Государственного департамента в приватной обстановке подытожил, как администрация Обамы понимает эту ситуацию: «Медведев находился в невозможном положении. Он хотел выстроить собственную политическую базу. Но если бы он своего добился, это стало бы угрозой для Путина»{601}.

Во время визита в Москву Обама постарался расширить американо-российские отношения, наладив контакт с молодым поколением россиян. Он выступил с речью в российской Высшей школе экономики – перспективном молодом вузе со специализацией на экономике и управлении. Обама объяснил, что понимается под перезагрузкой, и заверил, что действительно хочет привлечь Россию к решению глобальных вопросов XXI века. Он наставлял молодое поколение активнее трудиться ради процветания своей страны и совершенствовать государственное управление{602}. Ни одно из государственных СМИ не транслировало это выступление. Кроме того, Обама посетил «параллельный» саммит лидеров институтов гражданского общества, который подготовили американские и российские неправительственные организации. Туда был приглашен и Медведев, но он отказался, а потенциальных участников форума с российской стороны Кремль доходчиво отговаривал. Основной смысл речи, с которой Обама обратился к активистам гражданского общества, прочитывался четко: «В сильном жизнеспособном государстве действует сильное жизнеспособное гражданское общество». Обама припомнил, что в свое время работал общественным активистом в Чикаго, и призвал участников форума продолжать ответственную гражданскую работу{603}. Более провокационной выглядела частная встреча Обамы с лидерами оппозиции, которым он постарался дать понять, что и в условиях перезагрузки на межгосударственном уровне США будут по-прежнему оказывать поддержку в продвижении демократии и защите прав человека в России. Главный советник Обамы по России Майкл Макфол, в свое время работавший в российском представительстве Национального демократического института, делал все возможное, чтобы перезагрузка не воспринималась Москвой или Вашингтоном как возврат к откровенной Realpolitik. Это оказалось чрезвычайно тонкое и затяжное дело.