Почему Беларусь не Прибалтика

Память об участии прибалтийских народов в борьбе за освобождение Европы и мира от фашизма противоречит господствующей установке на то, что литовцы, латыши и эстонцы были ни к чему не причастными потерпевшими, а не субъектами истории. Поэтому история Великой Отечественной войны в Прибалтике нещадно вымарывается из социальной памяти и остаётся лишь теория «трёх оккупаций».

Вместо войны (в которой прибалтийским народам, честно говоря, гордиться особенно нечем) основой национально-государственного строительства в странах Прибалтики служит миф об утерянном рае, каким якобы были досоветские Литва, Латвия и Эстония до тех пор, пока их нормальное историческое развитие не прервали «50 лет оккупации».

Страны Прибалтики — это сослагательные нации: они живут мыслью о том, как хорошо они могли бы жить, если бы не «советская оккупация».

Они, дескать, жили бы сейчас как Швеция, Дания и Финляндия, если бы не «совок». И в том, что спустя четверть века после распада СССР Литва, Латвия и Эстония только удаляются по уровню жизни от Скандинавии и живут даже хуже, чем они жили в Советском Союзе в 1980-е годы, тоже виноват кто угодно, но только не они.

Этот универсальный отказ принимать ответственность за своё настоящее — прямое следствие отказа принимать ответственность за своё прошлое. Национальное самосознание в странах Прибалтики в принципе не признаёт ответственности за свою судьбу: высшим достижением этих стран считается формальное превращение в часть западного мира: вступление в НАТО и Евросоюз, после которого прибалтийские элиты «делегировали суверенитет» в Вашингтон и Брюссель и отказались от субъектности ради «трансатлантической солидарности».

Так что за светлое будущее Литвы, Латвии и Эстонии отвечают западные союзники, а в их тёмном прошлом и тоскливом настоящем виновата одна «советская оккупация». Это универсальный способ оправдания любых проблем современной Прибалтики местными политиками и чиновниками, причём чем больше проходит времени после распада СССР, тем больше в прибалтийских республиках становится «последствий оккупации».

Четверть века в Прибалтике объясняют своё отставание от Европы «последствиями оккупации», никак не смущаясь тем, что по мере удаления от «тёмного советского прошлого» это отставание становится всё больше. Чем больше в Литве, Латвии и Эстонии преодолевают «последствия оккупации», тем больше становится отставание от Европы, следовательно, тем сильнее довлеет над странами Балтии «наследие оккупации». Логики никакой, но зачем искать логику в том, что для прибалтийских «патриотов» вопрос веры?

Оккупационная доктрина для Прибалтики — это уже не просто универсальное оправдание любых ошибок и неудач; она превратилась в тёмное хтоническое божество, которому поклоняются прибалтийские политики и чиновники, когда им приходится признавать трудности и проблемы, не соответствующие светлому образу «прогрессивной демократической Балтии».

Возможно, дело в том, что христианизация прибалтийских народов крестоносцами и поляками оказалась поверхностной и неглубокой, ведь в наши дни за словами и делами правящих элит Эстонии, Латвии и Литвы проглядывает языческая основа. Это христианство не приемлет поклонения дьяволу, а в языческих верованиях злые и добрые божества являются равноправными объектами культа.

Добрые божества для Прибалтики — это евроатлантизм, Америка, НАТО, «европейская солидарность». Злые божества — это «русская угроза» и «советская оккупация». Злым божествам Прибалтика поклоняется, равно как и добрым. Они для неё обереги — универсальный способ успокоения себя и окружающих по поводу того, что что-то в дивном новом мире постсоветских Литвы, Латвии и Эстонии пошло не так.

Божеству оккупационной доктрины в Прибалтике приносят жертвы: связи на постсоветском пространстве, фабрики, заводы и, наконец, людей. «Наследие оккупации» четверть века лишалось гражданства и выдавливалось из стран Прибалтики.

Неотъемлемая часть оккупационной доктрины — это ложь. Национальное самосознание в Литве, Латвии и Эстонии конструируется с помощью исторической лоботомии. Все события прошлого делятся на те, что подлежат увековечиванию, и те, что подлежат забвению.

Такой подход к своему прошлому предполагает, с одной стороны, историческую шизофрению в отношении довоенных республик, из которых официальные идеологи лепят утерянный рай, с другой стороны, историческую амнезию, при которой все советские годы для прибалтийских политиков — один сплошной провал в памяти.

Советского периода для Прибалтики как будто не существовало: официально дозволяется вспоминать только о нескольких первых и нескольких последних годах этого периода. В советской истории Прибалтики были только сталинские депортации и «лесные братья» в начале и «поющие революции» в конце. Между ними сорок лет ничего не было — во всяком случае, вспоминать о том, что что-то было, на государственном уровне категорически не рекомендуется. Из официальной исторической политики следует, что ничего не было.