Благодаря многим элементам эта история выглядит типичной для определенной модели отношений между мужчинами и женщинами. Женщина здесь находится под влиянием мужчины, т. е. она убеждена
в необходимости вступить в отношения. Не секрет, что убеждает ее в этом предположение, что отношения в изобилии обеспечат ее признанием, и что признание может предварять и порождать любовь. Эта модель особенно актуальна для женщин, у которых меньше шансов, чем у мужчин, получить доступ к общественным каналам, чтобы подтвердить свою ценность; таким образом, их чувство значимости связано, в частности, с романтическим признанием. Кроме того, даже если эта женщина не высказала четкой просьбы, тот факт, что она «отказалась» от всего, был (вероятно, справедливо) интерпретирован ее парнем как желание полностью посвятить себя ему. Наконец, тот факт, что она не могла заставить себя в официальном порядке потребовать от него взаимных обязательств, говорит о том, что независимость взяла верх над необходимостью признания, что сама она, действуя самоотверженно, тем не менее не смогла добиться аналогичных действий от своего парня.Сравните это с ситуацией в XIX в., когда среди английского высшего и верхних слоев среднего класса молодая девушка находила себе пару, просто «выйдя в свет», т. е. благодаря балу, организованному специально, чтобы объявить ее готовой для вступления в брак и серьезно заинтересованной в обретении возможного спутника жизни. В этом культурном и социальном порядке провозглашение намерения связать себя обязательством неразрывно связано со структурой свидания: женщине (или мужчине) не нужно скрывать или сдерживать намерение вступить брак, поскольку это и является самим объяснением и разумным основанием для девушки, впервые «выезжающей в свет». Эта открытость в поиске потенциального супруга не создавала угрозу для самооценки или независимости женщины. Каким бы кокетством или игривостью ни отличались реальные романтические отношения, они не ограничивали, не приостанавливали, не откладывали и не скрывали намерения связать себя обязательствами и вступить в брак. Отсутствие серьезных намерений, по сути, ставило под угрозу репутацию мужчин и женщин на брачном рынке и являлось эмоциональным недостатком. Современные романтические отношения, напротив, оказываются в ловушке любопытных парадоксов, которые обусловлены тем фактом, что и мужчины, и женщины должны действовать так, как если бы
обязательство не было априори заложено в отношения. Намерение связать себя обязательством должно быть достижением, а не предварительным условием отношений. Следовательно, сам вопрос об обязательствах априори отделяется от романтических отношений именно тогда, когда от этих отношений требуется обеспечить признание. И последнее, Ирэн, процитированная выше, предполагает, что в отличие от XIX в., в котором соблюдение обещаний было центральным компонентом нравственной системы принципов взятия обязательств, требование обещания стало незаконным, и это несмотря на безусловно высокую цену, которую приходится заплатить женщине. В своей книге «Girls Gone Mild»[354] («Кроткие девочки») Венди Шалит, консервативный критик сексуальных отношений, также отмечает нежелание женщин предъявлять требования мужчинам, но в соответствии с господствующей терапевтической идеей она приписывает это недостатку самоуважения и чрезмерной сексуализации женщин. Как и многие консервативные мыслители, Шалит правильно определяет проблемную область, однако не понимает ее причин.