Почему любовь ранит? Социологическое объяснение

На первый взгляд, этот анализ может привести нас прямо к утверждению, сделанному, среди прочих, Кристиной Неринг, которая сожалеет об утрате страсти, вызванной новыми требованиями равенства. Неринг обоснованно и элегантно диагностирует изменение эмоциональной температуры современных влюбленных и приписывает его новым нормам равенства и единообразия. Она пишет: «Возможно, самая трудная ситуация в любовных отношениях — именно та, которую мы так официально и назойливо стремимся сегодня достичь: равенство»[454]. Тем не менее, хотя предыдущий анализ может показаться подобным суждению Неринг, он отличается от него, по крайней мере, в двух аспектах. Во-первых, в истории есть не только примеры знаменитого обращения Эмили Дикинсон к таинственному любимому, которого она называет своим «хозяином» (по всей видимости, игриво искажая любые претензии на равенство), но и вдохновляющие примеры Элизабет Барретт и Роберта Браунинга, Дидро и Софи Волланд, Гарриет Тейлор и Джона Стюарта Милля, Сартра и Симоны де Бовуар, для которых партнерство и равенство были мощными стимуляторами химической формулы их любви. На самом деле неравенство, пожалуй, в гораздо большей степени разъедает любовь, чем равенство. Утверждать, что равенство антиэротично — значит просто во многом не замечать тот факт, что неравенство порой влечет за собой унижение, стыд и грубость, условия, вряд ли способствующие эротизму. Но основным источником моих разногласий с Неринг является то, что она путает равенство с более диффузным процессом рационализации любви, т. е. с тем фактом, что романтическая жизнь стала регулироваться различными механизмами, такими как научные знания, технологии выбора и процедурные правила для обеспечения симметрии, взаимности и согласия. Не равенство как таковое понизило температуру романтических отношений, а тот факт, что процедурализм, научная рефлексивность, контрактуализм и рациональность потребителей вступили в конфликт с традиционными способами эротизации гетеросексуальных отношений. Рационализация противоречит смысловым режимам, в рамках которых мужчины и женщины исторически испытывали и выражали сексуальное желание. Именно эти режимы я хочу рассмотреть сейчас. Поскольку исторически сексуальное желание запрограммировано в неравенстве мужчин и женщин, ситуация, с которой мы сталкиваемся в начале XXI в., как раз и является той, в которой нарушаются традиционные ритуалы сексуального взаимодействия и динамика сексуального желания. Эту традиционную динамику эротического желания я анализирую ниже.

Эротика эротике рознь

Почему романтические практики, строго запрограммированные по половому признаку, такие как «открывание дверей для женщин», преклонение колен в процессе признания в любви, огромные букеты цветов, «воспринимаются» более эротично, чем просьба дотронуться до женской груди? Это происходит потому, что строго запрограммированные гендерные практики добиваются сразу нескольких целей: они эстетизируют власть мужчин над женщинами; они относят господство к категории чувств и почтительного отношения, иначе говоря, делают власть завуалированной и подразумеваемой; они позволяют превращать отношения между полами в ритуал, т. е. организованы по четкой смысловой схеме; и они позволяют играть значениями, так как почтительное отношение (открывание двери) может быть эротически привлекательным только в том случае, если это насмешливое почтение, т. е. игра могущественной стороны (почтение раба не столь эротически соблазнительно, как почтение обладающего властью человека). Феминистские практики деэротизируют понимаемые таким образом гендерные отношения, поскольку они направлены, прежде всего, на то, чтобы сделать власть явной и тем самым распутать паутину подразумеваемых смыслов, в которой власть прячется и эстетизирует себя. Луи Дюмон, один из ведущих аналитиков современности, проясняет эту динамику, предполагая, что существует внутреннее родство между властью и глубокими или эстетизированными смыслами. По его словам: «Ключ к нашим ценностям найти легко. Два наших главных идеала — это равенство и свобода»[455]. И эти ценности, предполагает Дюмон, сглаживают восприятие социальных отношений:

Первая особенность, которую следует подчеркнуть, состоит в том, что понятие равенства людей влечет за собой понятие их сходства. <…> Если равенство понимается как коренящееся в самой природе человека и отрицается только порочным обществом, то, поскольку больше нет никаких правовых различий в положении или имуществе, или в типах людей, все они одинаковы и даже идентичны, и к тому же равны.