Почему Мангышлак

Странным для монотеизма образом в казахском исламе душа человека после смерти попадает куда ей и должно попасть по исламу, а вот дух предка остается здесь, возле его могилы. Потому и вновь умерших членов рода стараются хоронить возле могил славных и древних предков. Род должен быть родом всегда – и в жизни, и в смерти. Так в степи появляются кладбищенские городки. Если все члены рода лежат рядом, не прерывается его сила, его слава, его прошлое перетекает в настоящее со всей неизменностью мировращения. Впрочем, как и всё в степи.

Степное родовое кладбище – это всегда место силы. Сюда ездят поклоняться духам предков всем родом. Иной степняк может ни разу в жизни не посетить святые места и даже обычную мечеть, но к родовому степному некрополю он найдет дорогу, где бы он ни находился.

И еще важный момент. Заставшие в степи ночь путники предпочитают ночевку возле кладбищ. Не в пример нашим традициям, где кладбище – это место, в коем с наступлением темноты оживает всякая нечисть, степные кладбища – это места, где духи усопших оберегают всякого живого от любой напасти, и в первую очередь от джиннов и шайтанов.

Вскоре дорога повернула на запад. Это случилось возле Бейнеу – большого, а по некоторым данным, самого большого в Казахстане села, численностью под 50 тысяч человек. Действительно, много для села. Для сравнения: самый маленький город России – Чекалин – имеет население в 995 жителей. Мы пролетели мимо разбитого среди песков парка, мимо гигантского красного знака I LOVE BEINEU, с замечательной достоверностью скопированного с амстердамского арт-объекта. Заскочили на заправку. На ней, кстати, были нидерландские байкеры. Они поднимали вверх, не снимая краг, большие пальцы и одобрительно кивали в сторону знака.

Прямо дорога уходила в Узбекистан, до которого отсюда рукой подать, а мы свернули направо. Еще по прямой можно через степные торные направления достичь некрополя Бекет-Ата, Устюрта и Босжиры, но не таков был наш план. Мы рвались на Мангышлак.

Местность вокруг Бейнеу уже чисто пустынная. Голая, плотная, будто сцементированная, с редкими кустиками, земля. Ни намека на воду, ни балочки, ни ложбиночки, ровное, как бильярдный стол, пространство.

Однако так продолжалось недолго. Мы удалялись к западу, то есть приближались к Каспию. Практически мы уже подъезжали к восточной кромке Мангышлака. Об этом нам сообщили вдруг начавшиеся появляться на горизонте рельефные длинные полосы – будто кто-то натянул сигнальную ленту. Это были знаменитые чинки – резкие многосотметровые обрывы, делящие местные пустыни на немыслимых размеров плато.

На любом таком чинке запросто может поместиться средних размеров город с сотнями тысяч жителей. По иному краю такого чинка можно ехать полдня и нигде не найти съезда. Бывает, один чинк от другого отделяет огромная пониженная площадь в десятки километров шириной, и если пересечь ее всю, то на другом ее краю вдруг запросто может оказаться, что перед тобой был лишь очередной обрыв. А может случиться и так, что между отвесными уступами двух противолежащих чинков будет расстояние в несколько десятков метров. И тогда две эти сошедшиеся вопреки поговорке горы образуют немыслимой красоты каньон протяженностью на километры, глубиной в сотни метров, весь состоящий из причудливых извивов и петель, куда там Гранд-Каньону в Америке!

Если взглянуть на чинки на снимках из космоса, то мы увидим замысловатый узор, более всего напоминающий тот, что оставляет на стекле мороз, – разнообразные завитки, протяженные извивы, щупальца, длинноворсные коралловые отростки. С той лишь разницей, что этот морозный узор нарисован на плоскости пустыни в одном из самых жарких и засушливых мест планеты.

От многих чинков остались лишь крохи – и тогда в степи стоят одинокие столовые горы фантастической красоты. Одни напоминают юрту, другие шелом средневекового воина, третьи казан для плова. Ветер вытачивает на их мягких склонах узоры, напоминающие то арабскую вязь, то месопотамские барельефы, то колоннады античных храмов. И все это в разных цветах и сочетаниях, совершенно немыслимых, как обложки альбомов психоделических рок-групп.

Пока мы любовались ими издали и предвкушали скорое знакомство, но ехали с ощущением, что кругом еще степь, степь без оглядки, а чудеса еще впереди.

И вдруг дорога пошла на небольшое понижение, появилось дорожное ограждение, и мы пронеслись, раскрыв рты, свернув голову вправо, по краю пропасти. Конечно, мы сразу затормозили и вернулись.

Это был обрыв чинка! Это был наш первый чинк! Все это время, десяток-другой километров, мы ехали по спине чинка.

Пребывая в невероятном возбуждении, мы принялись носиться по его уступам, сниматься сами и снимать расходящийся вдаль каньон. Невероятными были виды и невероятным было само осознание того, что вот так вот запросто, одолев уже тысячи километров по степи, можно оказаться натурально на краю земли. Что степь – ровнейшая, без конца и без края, как вселенная, степь – может вдруг ни с того ни с сего вздыбиться невероятным горным уступом.