Почему Мангышлак

Через два часа мы уже въезжали в Форт-Шевченко. Первое, что нас встретило на подъезде к этому городку – гигантский парк ветрогенераторов. На мгновение даже показалось, будто мы очутились где-то во вмиг опустыненной Голландии, но васильково-слюдяной блеск Каспия вернул нас в реальность. К тому моменту опять установился иссушающий зной, стояло полное безветрие, на море был штиль и ни один ветряк не работал.

По первоначальному плану мы должны были посетить Форт-Шевченко еще два дня назад, «те самые» два дня. Здесь я планировал увидеть все то, зачем люди и едут в Форт-Шевченко: дом-музей Т. Г. Шевченко, сад Шевченко, развалины крепости, где муштровали Шевченко. В общем, мы должны были пропитаться духом Шевченко. И оно, конечно, стоило того.

Вот только по тому же плану сегодня мы уже должны были быть в урочище Босжира, у западного Устюрта, на юге Мангышлака. А находились на севере. Отъезжая от каньона Саура, я остановился где-то в степях и сверился со своими записями. И обнаружил, что у нас мистическим образом «сожран» еще один день. Ну вот не стало его, и все! На бумаге все было безупречно. Пожертвовав теми «двумя» днями, обернув наше путешествие в противоход, я, казалось бы, закончил эту странную историю и поставил экипаж на курс. Ан нет, что-то не сходилось. Жыгылган, некрополь Султан-Эпе, Шекпак-Ата – неужели этих жертв было недостаточно?

Запаниковав, я хотел было, бросить все и мчать вместо севера на юг, прямиком к Босжире и мечети Бекет-Ата, но подумав, решил, что это мне ничего не даст. И туда и туда мы прибыли бы в лучшем случае под вечер, то есть убили бы на дорогу, на спешку, на нервы целый день. И все равно бы потратили на них всё завтра.

Поэтому я решил рискнуть и добраться-таки до Форта-Шевченко, до Тюб-Карагана, а потом… У меня хищнически загорелись глаза – я мысленно прочертил линию по степи, быстро сверился с гугл-картами – потом я бы вышел через степь к «неуловимой» скальной мечети Шекпак-Ата, что брезжила, казалось уже навсегда невозвратным миражом в дымке памяти о тех так и не прожитых нами «двух днях». Мне почудилось вдруг, что я способен прожить непрожитое прошлое.

Мной всецело завладела эта иллюзия, и все окрестные бараны, наверное, завидовали моей упертости во что бы то ни стало достичь Шекпак-Аты.

– Ага, ты нас значит с востока не подпустила, а мы к тебе с запада! Как тебе такое, Шекпак-Ата?! – бормотал я под нос и, вероятно, делал это громко, ибо экипаж мой встревожился.

Фортом-Шевченко, точнее его содержимым, решено было пожертвовать, как пожертвовали им в свое время руководители СССР, выбирая, где же быть столице Мангышлака. Основанный в середине XIX века, прочно укоренившийся, стоящий на всех путях Форт-Шевченко, обладающий богатейшей историей, им вдруг не подошел.

А ведь именно здесь отбыл семь лет из своей десятилетней солдатской ссылки Тарас Григорьевич Шевченко. Именно сюда, в пустыню, он привез морем из Гурьева подобранную на улице веточку вербы, и она прижилась, выросла в дерево и, возможно, спасла жизнь великому украинскому поэту. Кто знает, может этот диковинный случай и побудил коменданта Александровского форта (так тогда именовался поселок) освободить солдата Шевченко от караулов и муштры и перевести его на хозработы в сад. Что, конечно, немало облегчило участь вольнолюбивого Кобзаря.

От той вербы уже ничего не осталось, а сад до сих пор живет и тщательно оберегается. Вообще на Мангышлаке очень рачительно и с любовью относятся к Шевченко, далекому, казалось бы, бесконечно чуждому им певцу неведомой земли, ридной, зеленой, благодатной Украины.

Но и Шевченко для Мангышлака сделал немало. Познакомившись еще в Оренбурге, Кобзарь и такие же ссыльные политические преступники, участники польского освободительного движения Залесский, Сераковский и Турно, организуют на Мангышлаке нечто вроде кружка, на просвещенческий свет которого в этих гиблых пустынях слетается всякая порывистая и трепетная тварь божия.

Протекция поляков, чье положение было устоявшимся, помогает Шевченко устроиться в исследовательскую экспедицию к Аральскому морю. Официально Шевченко было запрещено отдаваться двум главнейшим его страстям – рисованию и литературе, однако участие в экспедиции избавляло его от излишнего надзора и опеки. Числясь подсобным рабочим, на самом деле он выполнял обязанности рисовальщика экспедиции. В этот же период он много пишет прозу, из которой большую известность получила повесть «Близнецы».

Затем Шевченко принимает участие еще в нескольких экспедициях вглубь Мангышлака, посвященных поиску полезных ископаемых. В круг его общения на этом казалось бы безжизненном и бессмысленном, не окормленном никаким просвещением, безмолвном и диком краю жизни, на той кромке, где обрывается, захлебываясь жаром пустыни, всяческое дыхание, а тем более дыхание вольнодумства, вдруг входят самые удивительные люди. Поэт, соратник Достоевского по кружку Петрашевского, прототип Мечтателя из повести «Белые ночи» А. Н. Плещеев, будущий государственный деятель и ученый, герой романа Николая Анова «Ак-Мечеть» А. И. Макшеев…