Вскоре по краям стали попадаться вертикально установленные, на манер менгиров, камни. Про это я тоже где-то читал. Кто-то когда-то ехал на Босжиру и упомянул эти вешки-менгиры. Это убедило меня в правильности выбранного пути.
Вскоре мы съехали с грани, поменяли азимут и стали взбираться вверх по серпантину, вдоль некоей явно рукотворной стенки из больших камней. Кто-то явно пытался укрепить здесь оползающий склон. Одолев серпантин, мы выскочили на равнину и оказались спустя несколько минут у базы строителей дороги на Бекет-Ату.
Черная, неблагодарная тварь! Гнида наиковарнейшая! – это были самые наилегчайшие, ажурные эпитеты, коими наградил я Оксану в своей фонтанирующей, как взорвавшийся вулкан, речи. О том, что я и сам, потянувшись за трассой ЛЭП, как за волшебным клубком, принял решение сюда ехать, я скромно умолчал.
Да, конечно, я все правильно прочитал в интернете про дорогу с менгирами на пути в Босжиру. Только ребята, в чьем отчете она фигурировала, по ней спускались, а мы поднимались. Они ехали на Босжиру со стороны Бекет-Аты.
Но каково коварство Оксаны! Она собиралась вести нас дичайшими пустынями в Бекет-Ату, куда можно добраться ровнехоньким шоссе!
Мы развернулись. Спуск по серпантину возле подпорных стенок выглядел еще страшнее, чем подъем. Затем дорога с менгирами. И вот мы опять на перекрестке. Влево мы уже были, вправо на горизонте безбрежный сор и никаких намеков на Клыки, прямо долина, горы столовые и юртообразные.
Стоп! Гора-юрта! Где-то мне попадалось это упоминание. И мы двинулись прямо.
Спуск вскоре выположился, дорога провела нас колеями по замысловатому оврагу и затерялась в нем, распустившись на несколько направлений, как многохвостая плеть.
Овраг в этом месте расширился до небольшой долины, и из нее на подъем вело несколько дорог. Будто брызнули по сторонам несколько змей, и каждая хотела повести за собой. Эти муки выбора дороги уже начинали изрядно нервировать. Благо сам овраг был великолепен и отвлекал внимание от досадной этой насущной тщеты.
Он был меловым, и сезонные воды источили его стены такой ювелирной резьбой, будто это не овраг вовсе, а изрезанная искушенным якутским мастером моржовая кость – завитушки, завитушки, завитушки, из которых вдруг, внезапно, вырисовывалось, выступало лицо просветленного шамана или напряженный, вслушивающийся в тишину зверь.
Он, овраг, и был костью и по виду, и по смыслу – белой, древней, растрескавшейся, изглоданной костью, однако отнюдь не неведомого древнего исполина. Это, казалось, выпирало из-под тонкой шкуры земли костистое ее нутро, мощная каркасная костомаха нашей планеты. Такое легко себе представить, если вдруг вообразить, что земля наша – это живой организм, нечто, надувшееся, как рыба-шар.
Нужно было принимать решение. Долго скользить по покатым коварным протокам-колеям опасно: можно посадить на брюхо наш транспорт. Машину потаскивало, несмотря на все системы антизаноса и блокировки. И хотя пологие змейки-дороги выглядели соблазнительно, меня зачем-то вновь понесло на самую кручу – в лоб, на противоположный борт оврага.
Выскочив, мы оказались у подножия дивной горы – она забирала вверх и в сторону гигантским плавным завитком, будто это не гора, а прилегшая на дно гигантская, с небольшой микрорайон, раковина моллюска наутилуса. Впечатление довершали широкие бело-охряные полосы, что посекли всю гору, – точь-в-точь окрас панциря моллюска.
Гора-наутилус осталась левее, а дорога погнала нас опять на понижение, туда, где виделось целое скопление гор, более всего напоминающих ромовую бабу – расширенное основание с небольшим сужением кверху и оплывшая шапочка глазури над всем этим пышным
Я не вру. Из дороги, как кристаллы из друзы, росли остроконечные черные обломки. Они выглядели как стекло, как осколки битого черного стекла, и отливали стеклянным же блеском. Что это такое, я так и не понял. Я попытался выковырять один из этих осколков, но не преуспел. Жара же не давала возможности предпринять более серьезные изыскания. Пришлось, еще больше стравив давление в шинах, аккуратно проехать этот участок. Тем более впереди мы увидели ее, Босжиру!
Явление клыков
Сначала в солянковой равнине цепью вытянулись несколько примечательных горок, не похожих одна на другую.