Почему Мангышлак

Итого за день 960 км. Всего 5890 км.

День 12

Явление прошлого

Позавтракали здесь же, в мотеле. Благо при нем имелась столовая и работала она с раннего утра.

Стоянка перед мотелем была забита машинами – и легковушками, и грузовиками. Среди них стояли две идеально чистые, отполированные «Волги 3102» с квадратными фарами. Возле них шумела толпа казахов в возрасте. В толпе выделялся худощавый старик в белом костюме. Помимо белого пиджака и брюк на нем были белоснежная рубашка, белый с золотым отливом галстук, белые туфли и белая шляпа на благородной, белой от седины голове. Держался он прямо и двигался с медлительной величественной грацией старого, но еще опасного тигра. Напоминал какого-то отошедшего от дел, но не утратившего повадок и навыков итальянского мафиозо. Или черноморского бандита из позднесоветского фильма Юрия Кары «Воры в законе».

Я доливал воду в бачок омывателя и не спеша оглядывался. Ночью мы, понятное дело, ничего не увидели. Местность до сих пор была равнинной, но виднелись уже и пашни, и посадки, и невысокий, но густой кустарник. Ощутимо тянуло свежестью.

Казахский «дон» прогуливался вокруг машин с незажженной сигаретой, все увеличивая радиус, и вскоре оказался неподалеку.

– Извините, – вдруг обратился он ко мне на чистейшем русском, – вы не знаете, где здесь можно курить?

– Вам – везде! – улыбнулся я ему.

Старик тоже разулыбался. Ему явно хотелось пообщаться.

– А вы не болгарин случаем? – вдруг спросил он.

Тут пришел мой черед тянуть до ушей улыбку. Дело в том, что прикол с болгарином я уже слышал. Однажды мне даже на похоронах заявили, что я похож на болгарина. Вдруг ни с того ни с сего, посреди скорби: капец ты на болгарина похож!

Меня вообще все принимают за своего – сербы, греки, кавказцы, но болгарином считают почему-то чаще прочих.

– Что, такой же красивый, как Киркоров? – спросил я у старика.

– И это тоже, – согласился дед.

– Раньше я был молодой и красивый, – продолжил балагурить я, – а теперь просто красивый.

Старик стал возражать, что я очень сильно заблуждаюсь по поводу своей минувшей молодости, и предложил посмотреть на него. Дескать, вот как выглядит человек, чья молодость ушла безвозвратно.

– Зато импозантность вас и не думала покидать, – успокоил я казаха.

Он с достоинством согласился со мной.

– Так вы не болгарин? – с надеждой переспросил, затягиваясь, старик. – Жаль. Я в советское время был директором рыбозавода и дружил с главным инженером болгарской фирмы, которая поставляла нам оборудование. Вы удивительно на него похожи. Я подумал, а вдруг родственник.

Старик докурил. Элегантным щелчком по затяжной траектории отправил окурок точно в урну.

– Вы знаете, я так люблю болгарский язык. Надеялся попрактиковаться. Вы точно не болгарин? Нет у вас в Болгарии родни?

– Увы, – развел я руками. – Во всяком случае, официальная родословная об этом умалчивает. Жаль, что я не могу дать вам практики в болгарском. Но, надеюсь, вам было просто приятно со мной поболтать. Мне было очень приятно.

На этом мы и расстались.

Мы отправились к дому, а старик возле машин устремился в свое далекое прошлое, где он был молод и красив и где остался его веселый болгарский друг.

После Индерборского ям как будто стало меньше. Пошли плавные, в тягун, подъемы и спуски, но дорога не петляла, все так же шла вдаль ровной чертой. Кое-где по бокам начались кусты и посадки, акация теперь уже была в полтора человеческих роста, местами скоблил воздух щеткой пирамидальный тополь, а то и несколько.

Явление позора

Я с опаской чаще прежнего отмечал дорожные знаки ограничения скорости. Два вчерашних инцидента не давали на этот счет успокоения. Вскоре мы о чем-то разболтались, я завел одну из своих многочисленных «утиных историй» и только-только приготовился смаковать детали давно отгремевших бурь, как вдруг сзади раздался мерзкий вой.

Полицейская машина требовала съехать на обочину. На этот раз ловушка была донельзя банальной. Знак ограничения скорости стоял где-то позади, в пяти километрах. А вот знака его отмены не было. А примыкающие съезды не были обозначены знаком «Перекресток».

Гаишник был совсем уж типичнейшее чешуило, кровь каковых состоит, в пику крови человека, не из красных и белых клеток, а из белых и черных, как жезл регулировщика.

Опять начались песни про выходной, про банкоматы, про то, что с неоплаченными штрафами нас не выпустят пограничники, про то, что права надо изъять, дескать такие правила – наглейший, злейший, бесстыдный, будто бы к тебе обращаются не как к человеку, а как к дойному скоту, звездеж.

Ни слова правды не было в словах этого байски спокойного и надменного, облеченного в государственную форму, ушлепка. Я знаю это теперь, но я не знал этого тогда.

После этой истории я психанул. Это был первый и, надеюсь, последний раз в жизни, когда я ехал, соблюдая абсолютно все предписания дорожных знаков.

Остановили нашу машину где-то возле Чапаева. До границы оставалось около трехсот километров. Меня хватило на двести.