Почему не иначе

Человек. А вот здесь бесспорного объяснения так и не найдено. Его связывают то с «челядь» + литовское «вайкас» — «юноша», «парень», то с «чело» — «верх» и «век», а «век» имело и значение «сила». Если так, то «человек» могло пониматься как «мужчина в расцвете сил». Трудно, однако, успокоиться на этих толкованиях.

Чемпион. Нам это слово передали англичане; английское «champion» значило сперва «атлет», «борец», потом приобрело значение «победитель состязаний», «первый среди спортсменов в какой-либо области». Корни же его уходят в римскую древность. В латинском языке «кампио» (винительный падеж — «кампионэм») значило «боец», «воин» (от «кампус» — «поле»). Интересно, что для нас с вами «чемпион» — слово как слово, ничем не хуже других. Но еще А. П. Чехов лет семьдесят назад сердито возражал против его широкого употребления, считая его некрасивым и вычурным варваризмом. Вот как быстро изменяется наш язык!

Чепуха. Будь вы древним русичем, вы могли бы попросить вашего соседа: «Друже, привези мне на двор возов пять твоей чепухи!» — и он бы ничуть не удивился. В те времена «чепуха» обозначало «щепа», «щепки», потому что «чепа» значило «щепка». Наверно, потому, что щепа тогда считалась вещью бросовой, пустячной; слово «чепуха» и приобрело свое второе, ставшее теперь единственным значение. Впрочем, это объяснение отнюдь не является ни единственным, ни бесспорным.

Червонец. Слова «червонец» («золотой») и «червяк» происходят от общего корня; это может показаться несколько неожиданным, но это так. «Червонец» (из польского «czerwony» — «красный») близко связано со старославянским «чермпый» — тоже «красный». Слово же «czerwony» связано и с «čьrvь» — наше старое «червец», «букашка». При чем тут насекомые?

А известно ли вам, что в течение долгих веков красную краску добывали именно из насекомых, которые и сейчас именуются в энтомологии «червецами»? Такова, например, «кошениль» — некогда главное сырье для получения краски «кармин». Легко представить себе, что язык нашел что-то общее между «червонным», т. е. «красным», золотом и животными, из которых добывают красную краску.

Представить это было бы еще легче, если бы чистое золото, которое как раз обычно и зовут «червонным», отличалось красным цветом; ведь так же— «rotes Gold», «red gold» — его именуют и немцы и англичане. Но беда в том, что чистое золото как раз желтого оттенка; оно тем краснее, чем больше в нем примеси меди. В чем же дело?

Дело тут, как в случае с «золототысячником», — опять-таки в ошибке языка. У римлян было слово «обрусса» — «проба золота огнем на его чистоту». Сами римляне не знали этимологии этого термина и по ошибке связывали его со своим «руссус» — «красный» (на самом деле это — заимствование из греческого языка; его происхождение и этимология неясны и нам). А отсюда возникло и определение чистого золота как «рубрум аурум» — «красное золото». Раз сделанная ошибка распространилась в других языках, дошла и до нас и послужила причиной того, что золотая монета и червяк оказались у нас в этимологическом свойстве. Вот какие истории вскрывают этимологи! И ведь что любопытно: сделанная тысячелетия назад ошибка живет и живет и ничуть не мешает нам пользоваться ошибочным словом без какого-либо неудобства для смысла наших речей. Таков язык!

Череп. Сравнивая это слово с его иноязычными родичами, ученые пришли к выводу, что древнейшее его значение было близко к «скорлупа», так же как и у слов «черепаха», «черепица». Это же видим и в других языках: помните, говоря о слове «голова», мы упоминали латинские «тэста» — «черепок» (и позднее — «голова») и рядом «тэстудо» — «черепаха».

Черешня. Тут придется рассказать о целой большой семье слов. Это французское «cerise» («с'риз») — «вишня», английское «cherry» («чэрри») — тоже вишня, немецкое «киршэ» — опять вишня — и наше «черешня». Все они вышли из латинского «ceresia» («цэрэзиа»): оно также значило «вишня». На этом можно было бы с ними и покончить. Но полезно рассказать попутно одну историю.

В словах «cerise» и «ceresia» есть звук «з» (он обозначен буквами «s», и я его подчеркнул). А вот в английском «черри» («cherry») он отсутствует, хотя это то же слово. Почему? Вот что произошло. Для англичанина звук «с» или «з» на копце имени существительного служит признаком множественного числа. «Бук» — «книга», «букс» — «книги», «боди» — «тело», «бодиз» — «тела». Позаимствовав французское слово «вишня», которое французы произносят «с'риз», англичане приняли его за множественное: «вишни». А им-то была нужна «вишня»; они и сделали из этого «с'риз» свое единственное число, отбросив «лишнее» «з»… В их произношении получилось «черри».

Вам это ничего не напоминает? А мне — да… Вспомните случай с английским «райлз»— «рельсы». Мы столь же решительно приняли его за свое единственное число и без всяких размышлений превратили во множественное, снабдив его нашим «ы» на конце: «рельс-ы».