Почему он делает мне больно? Как распознать манипулятора и выйти из токсичных отношений

На этот раз у меня не получилось провести интервью и до конца понять, что существовало в представлении мужчины о роли женщины, которая должна была идти с ним по жизни. Но что-то мне подсказывало – возможно, откликался мой собственный опыт, – что Сергей очень быстро раздражался на любые «провинности», и его лечение за непослушание – удар по щеке со всего размаха. Размышляя тогда об этом случае, я была под большим впечатлением от того, как Ольга – миниатюрная и хрупкая женщина – смогла вынести 10 лет этого брака. Еще размышляла, что же все-таки послужило итоговой точкой, которую она смогла поставить в отношениях и начать идти своей дорогой? Я думала о том, как ее родные, которые воспитали ее отношение к себе, как к «цветку», не вытащили из этого брака? Хотя почему «не вытащили»: все вокруг твердили, что ей надо уходить от мужа, и она уходила. Но очередные извинения и клятвы вносили существенные колебания в ее нерушимое намерение принадлежать самой себе, которое некоторое время назад звучало, как «На этот раз я его не прощу».

Тогда я сделала поспешный вывод о том, что Сергей не был грустен. Как мне показалось изначально, он до сих пор был очень зол, что его жертва, упорхнув, не вернулась к нему и стала жить новой жизнью. Как же я была удивлена, когда через несколько дней раздался звонок от Сергея. Я не очень понимала, что могу услышать в свой адрес и внутренне приготовилась «держать» оборону.

– Добрый день! Я хотел бы еще с вами поговорить, если вы уделите мне некоторое время, – деликатно уточнил он.

Конечно же, я огласилась. Уже утром мы встретились на том же месте, словно подчеркнув, что предыдущая беседа «обнулена».

– Я не должен был так себя вести, – продолжил Сергей сбивающимся голосом. – Извините за мою грубость и невоспитанность. Вы меня предупреждали о теме разговора, и мне казалось, что я был к ней готов.

Его голос звучал совершенно не так, как в прошлый раз. Я предположила про себя, что он выпил. Он как будто считал мою мысль и, опередив, продолжил:

– Не думайте, я не пьян. Я, кстати, не пью после расставания с женой вообще. Не знаю, что рассказывала вам Ольга, какое мнение у вас сложилось после нашей встречи, но я хочу, чтобы вы мне дали возможность рассказать, как мы жили эти годы.

– Конечно! Каждая сторона имеет право выразить свое мнение о ситуации. Вы можете не волноваться о том, что я могу вас осудить. Это не моя задача. Я пытаюсь увидеть взгляд на происходящее с обеих сторон. Особенно меня интересует именно ваша позиция, – ответила я совершенно откровенно, что немного успокоило моего собеседника.

Он продолжил:

– Мне всегда хотелось быть главным. Когда отец ушел от нас, мне было семь лет. В общем-то, столько, сколько было нашему сыну, когда мы развелись с Ольгой. Ситуации схожи с той лишь разницей, что я не хотел оставлять семью. На прощанье отец сказал что-то вроде напутственного слова: «Ну, ты за главного», и все, ушел. Мать никогда не говорила о нем больше, только плакала по ночам, много работала. В ее жизни больше не было мужчины. Я тогда решил, что ненавижу своего отца, он заставил мать страдать. Но вместе с тем моя мама в быту была сильной и требовательной: у нас все сверкало, лежало строго на своих местах, еда была самой вкусной, но и правил в доме было в избытке. Мы с младшим братом должны были четко выполнять все ее команды. Я обожал ее и боялся: она могла с лету дать затрещину, даже когда я перерос ее. Мне было лет 16, когда я дал ей сдачи, и мы подрались. Держал ее за шею и понимал – да, именно понимал, – что хочу задушить. Я почему-то четко понял, что именно из-за нее отец ушел к другой женщине. Тогда уже знал их историю расставания и понял, что я ее и люблю и ненавижу одновременно. А еще понял, что она испугалась. Это было очень сильным ощущением. Я отпустил руки и, сжав зубы, процедил: «Никогда не делай то, что мне не нравится». С того времени мы с матерью отдалились друг от друга.