Почему он нас уничтожал?

Неудобно постоянно говорить о себе, но не хватает другого эмпирического материала для анализа мировоззренческой революции, произошедшей с нами. Моя личная мировоззренческая революция была ускорена исследованиями по теме голода 1932–1933 годов и прошла через два этапа. На первом этапе, длившемся семь-восемь лет, шло накапливание архивного материала, воссоздание фактической картины Голодомора. Пришлось поверить «украинским буржуазным националистам», рассказывавшим, как Сталин морил голодом украинский народ. На втором этапе отдел, в котором я работаю, осуществил в течение девяти лет системные исследования природы советского тоталитаризма при его формировании. Голод 1932–1933 годов вошел в общий контекст событий, происходивших в захваченной большевиками стране в 1918–1938 годах.

3. Возможность геноцида в коммунистическом строительстве

Известные историкам случаи геноцида происходили в условиях войны и касались иноэтнического социума. Общаясь с некоторыми зарубежными исследователями украинского Голодомора, я видел, что они не могут осознать возможности геноцида, осуществляемого в мирное Время и внутри собственного социума. Чтобы они поверили фактам, природу Голодомора нужно анализировать, повторяю, на более широком фоне, не отрывая это явление от целостного процесса коммунистического строительства в 1918–1938 годах.

Марксизм имел много принципиальных отличий от учения, названного в Советском Союзе марксизмом-ленинизмом. Самым важным, очевидно, было то, что К. Маркс считал коммунистическое общество закономерным продуктом объективного естественно-исторического развития. В его трудах мы не найдем выражения «коммунистическое строительство». Однако В. Ленин считал, что ждать вызревания коммунизма не стоит. Строительство коммунизма он рассматривал как главный долг пролетарской (но своей и только своей) партии после ее прихода к власти и установления «диктатуры пролетариата» (то есть, опять-таки, диктатуры собственной партии). По его мнению, коммунизм можно было построить, причем в очень сжатые сроки.

Мы до сих пор, придерживаясь усвоенных в советскую эпоху стереотипов, ищем корни ленинско-сталинской коммунистической революции в той народной революции, которая началась в России в марте (по новому стилю) 1917 года. На самом деле революция в России имела только два отличающихся друг от друга течения — буржуазно-демократическое и советское, которые в разных пропорциях были представлены в каждом регионе многонациональной империи. Большевики влились в советское течение, нисколько не смешиваясь с ним, и на плечах советов захватили власть, после чего оставили от революционных советов одну лишь оболочку. Никто из действующих лиц революции 1917 года, кроме руководителей большевистской партии, не стремился сделать того, что было сделано в России и в порабощенной большевиками Украине между Первой и Второй мировыми войнами. Да и руководители большевиков в 1917 году держали коммунистическую доктрину при себе, а для завоевания власти воспользовались совершенно иными политическими лозунгами революционных советов. Только укрепившись при власти и только с весны 1918 года они начали собственную коммунистическую революцию.

После провала в 1921 году первого коммунистического штурма большевики отодвинули коммунизм в отдаленную перспективу и выпятили в нем не производственные, а распределительные отношения. Одновременно распределительным отношениям была присвоена максимально эффективная под углом зрения пропаганды формулировка: «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям». Создание советского строя, которое началось с 1918 года, объявлялось не коммунистическим, а социалистическим. Терминологическое противоречие разрешалось очень просто: социализм объявлялся первой фазой коммунизма.

Мы и теперь называем коммунистическую революцию 1918–1938 годов строительством социализма. Стоит оставить, однако, термин «социализм» за его западноевропейскими первооткрывателями, признававшими объективную необходимость капиталистического предпринимательства и частной собственности. Суть социалистической политики на Западе заключалась в том, что капиталисты обязывались делиться прибылями со слоями социума, нуждавшимися в помощи. Такая политика нравилась населению, которое выбирало органы власти. Поэтому к власти в Европе начали приходить социал-демократические партии (из социал-демократов вышли и большевики). Со временем страны, называвшиеся у нас капиталистическими, стали другими, но за «железным занавесом» мы этого не разглядели. Тем более, что сами они не называли себя социалистическими. Этот популярный термин был приватизирован сначала В. Лениным, а потом А. Гитлером. Кстати, гитлеровская приватизация Сталину не понравилась, и когда Немецкая национал-социалистическая рабочая партия стала правительственной, он велел называть нацистов фашистами. Хотя между итальянским фашизмом и немецким нацизмом существует принципиальная разница, мы до сих пор придерживаемся обнародованной на XVII съезде ВКП(б) сталинской директивы.