Почему он нас уничтожал?

Западноевропейский социализм опирался на капиталистическое предпринимательство и помогал поддерживать в обществе классовый мир — основу демократического уклада. Он представлял собой динамичную и эффективную социально-экономическую систему, пока учитывал противоположные интересы работающих и работодателей. Советский коммуно-социализм, наоборот, уничтожал свободный рынок и частное предпринимательство, заменяя их плановым распределением произведенной продукции. Уничтожение свободного рынка как естественного регулятора экономических процессов априорно лишало производство возможности эффективного ведения хозяйства. Огосударствленная экономика оживала только под воздействием бюрократических команд, которые поступали в нее извне и не могли обеспечить ее эффективности.

В «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркс и Ф. Энгельс безапелляционно заявили: «Коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности» (Сочинения, издание второе, том 4, с.422). Западноевропейские марксисты отказались от этого постулата и избрали своим методом борьбы за лучшее будущее политику реформ вместо революционного насилия. Благодаря этому они смогли трансформировать свои страны. Наоборот, большевики взяли на вооружение ранний марксизм и декларировали уничтожение частной собственности на средства производства. Что из этого получилось?

Частная собственность является исторической категорией, то есть имеет начало и конец. Но в наши времена, как и в эпоху К. Маркса, преждевременно говорить о ее отмирании. Нужно подождать еще несколько сотен лет, возможно, и больше. Совсем другое дело — лозунг уничтожения (а не отмирания!) частной собственности. Его реализация не уничтожает саму собственность, а только меняет владельца. Коммунистическое строительство в СССР привело к концентрации всей собственности на средства производства в руках кучки олигархов — политбюро ЦК КПСС.

Эти олигархи убедились уже во время первого штурма 1918–1920 годов, что десятки миллионов крестьян не отступятся от своей земли и других средств производства. Поэтому новый коммунистический штурм, который начался с 1929 года, ориентировался прежде всего на террористические способы воздействия на крестьян. Именно потому, что силовая составляющая в коммунистическом строительстве была доминирующей, стали возможными такие ужасные трагедии, как Голодомор и Большой террор.

Соединение в руках компартийно-советской олигархии политической диктатуры с диктатурой экономической превращало общество в атомизированную, беспомощную, инертную массу. С порабощенным населением можно было делать все что угодно: устраивать искусственный голод во избежание стихийных беспорядков, осуществлять массовые репрессии — даже с помощью запуганных родственников репрессируемых.

Многие граждане отказываются верить тому, что советская власть могла использовать террор голодом для целеустремленного уничтожения людей. Они ищут другие причины голода 1932–1933 годов — засуху, избыточные хлебозаготовки, падение урожайности в связи с кризисом, в который попало сельское хозяйство после осуществления сплошной коллективизации села.

Скажу сразу, что эти причины действительно существовали (кроме засухи). Они действительно привели к голоду как в зернопроизводящих регионах (в связи с избыточными хлебозаготовками), так и в хлебопотребляющих (в результате нехватки продовольствия у государства). Но следует отличать голод, который царил почти везде в СССР, от Голодомора в УССР и на Кубани. К сожалению, десятикратная разница в количестве жертв многих наших современников не убеждает.

20 сентября 2006 года

4. Осознание геноцида

Почему в наши дни актуализировалась проблема, названная в этой статье оздоровлением исторической памяти? Потому, видимо, что в трансформационных процессах социогуманитарные проблемы не должны отодвигаться на задний план. Если общество хочет избавиться от родимых пятен тоталитарного прошлого, нужно беспокоиться не только об инвестициях или курсе валют. Нельзя идти в будущее с головой, запрокинутой в прошлое.

Я принадлежу к старшему из современных поколений — тем, кто в последнее время получил юридический статус «детей войны». Те, кто постарше из моего поколения, успели поучаствовать в войне, главным образом, уже на ее победном этапе, младшие — родились после войны. Всех нас объединяет одна общая черта: мы — воспитанники советской школы.