– К тому времени у меня было четкое видение того, куда вести страну, какие реформы в экономике осуществлять. Может быть, многое я с политической точки зрения делал неправильно. Я даже партию свою не создал, которая могла бы меня потом защитить. Но, что касается экономики, у меня была хорошая программа. Еще в Москве в Верховном совете я записался в комитет по экономическим реформам, понимая, что это главное на данном этапе. И я трудился: днем – в Верховном совете, а вечером и ночью штудировал Шумпетера, Кейнса, всех классиков рыночной экономики. Я работал в комитете, который возглавляли академик Олег Богомолов (царство ему небесное) и Павел Бунич – выдающийся экономист, чью школу я прошел. А еще там была железная литовская леди Казимира Прунскене. Среди советских экономистов было мало тех, кто разбирался именно в рыночной экономике. Я тогда прочел, как делать земельную реформу – мы же все-таки аграрная республика. Изучил труды Александра Чаянова (экономист, социальный антрополог, автор междисциплинарного крестьяноведения; в составе Госплана в 1920-е готовил первый план восстановления сельского хозяйства. –
– В каком году?
– Это были 1990–1993 годы. Но сначала нужно было укрепить власть, выдержать схватку с Компартией – тогда она у нас была мощная. Они даже в августе во время ГКЧП радовались, пили шампанское, говорили: «Наконец-то крышка Акаеву, сейчас избавимся от него!» – и писали ГКЧП на меня доносы. Когда мы приступили к реформам, первая была монетарная: мы ввели свою валюту еще до России. Я понимал, что Россия рано или поздно отключит нас от рублевой зоны, и опередил ее, поэтому выиграл. Ельцин злился на меня за это, но потом все прошло. Киргизский сом был введен 10 мая 1993 года – к этому времени у меня были отпечатаны все банкноты. Реализовать это удалось так. В Киргизии было золотое месторождение, и там был маленький золоторудный комбинат. У нас оставалось примерно полторы тонны золота, но не аффинированного (не очищенного от примесей. –
– Изначально за четыре сома, я помню, давали доллар.
– Да, сом в Средней Азии ходил почти как доллар.
– То есть некоторое время была твердая киргизская валюта.
– И довольно долго. С ее помощью мы победили инфляцию, а соседи колоссально проиграли, потому что им сбросили рубли, которые в России обесценились после реформы. Помню, через месяц после того, как мы ввели сом, в июне, мы собирались в Ташкенте, и там Борис Николаевич как раз выразил мне свое возмущение. А что мне ему сказать? «Виноват, Борис Николаевич, хотите – секите голову»? Не мог же я объяснить все как есть. И два соседа (Каримов и Назарбаев) мне говорили: «Слушай, ты что делаешь? Ты сам себе подписал приговор, осенью будешь ходить с протянутой рукой. Считай, что твоя карьера закончена». А вышло наоборот. В июле или в августе Россия провела деноминацию, и все старые рубли выбросили в Казахстане и Узбекистане. Конечно, соседи после этого начали винить меня: «Что же ты нас не предупредил! Борис Николаевич к тебе хорошо относится – наверное, он тебя предупредил». Но ничего подобного не было – я им говорил, просто ко мне не прислушались.
Теперь о сельском хозяйстве. Реформа проходила, по Чаянову, в два этапа. В первую очередь мы приняли закон о фермерских хозяйствах – то есть мы первыми вернули частную собственность на землю. Раздали значительную часть, но в Чуйской долине (земли на севере Киргизии. –
– И это сработало?
– Сработало. Можно сказать, благодаря этому Кыргызстан выжил. И самое главное: мы дали землю всем, включая наших узбеков, и это сплотило население. А потом на юге страны выстраивались очереди по тысяче человек – жители из узбекских селений хотели поработать на наших землях. И наши фермеры нанимали их на сезон.