Почему распался СССР. Вспоминают руководители союзных республик

– Тогда первым заместителем командующего Сухопутными войсками России был генерал-лейтенант Эдуард Воробьев. Он выступил в роли посредника.

– Среди тех, кого Кенджаев привел воевать, в основном были узбекские военные?

– Не военные, а простые узбеки и таджики. И мы, центральные власти, не могли противостоять им.

– Почему?

– Потому что, когда я еле-еле добрался на попутной машине с правительственной дачи до Министерства внутренних дел и стал вызывать министра МВД и председателя КНБ (Комитет национальной безопасности. – Прим. ред.), то выяснилось, что если мы сейчас скажем, чтобы их подчиненные взяли оружие и защищались, то они перебьют друг друга. Министерства оказались разделены по местническому признаку.

– Министерство обороны тоже?

– Министерства обороны тогда не было – только МВД и КНБ. И там уже такое местничество: одна группа – в этой группировке, другая – в другой (в министерствах тогда были представлены три основные группировки: кулябцы в МВД – сторонники Народного фронта; представители регионов республиканского подчинения – сторонники оппозиции; ленинабадцы – противники первых двух группировок. – А.Д.). Поэтому в первый день, когда силы Кенджаева захватили Верховный совет и аппарат президента, с ними никто и не воевал. Силы оппозиции, которые были в городе, эта самая «молодежь Душанбе», воевали с кем-то в другом районе. На следующий день они пришли защищать город и выбили Кенджаева. Мы с Воробьевым тогда выдвигали ему разные предложения. Но он сказал, что хочет быть председателем Верховного совета. Я говорю: «Хорошо, но для этого надо провести сессию». А он: «Давайте я соберу эту сессию». Я говорю: «Освобождай Верховный совет или аппарат президента, чтобы мы привели депутатов туда». Он: «Нет». «Тогда не получится, – говорю. – Освобождай, и мы охрану здания передадим 201-й дивизии. А 201-я дивизия пусть обеспечивает безопасность депутатов». Он и на это не согласился. В общем, во избежание кровопролития, я попросил комдива [Мухридина] Ашурова, чтобы люди Кенджаева сдали оружие 201-й дивизии, сели в машины и чтобы их в сопровождении танков и БТР отвезли в сторону Гиссарского района.

– То есть туда, откуда они в основном и пришли?

– Да.

– Все это было за несколько недель до 16-й сессии, где председателем Верховного совета избрали Рахмонова, которого выдвинули по согласованию с Каримовым и, наверное, с Москвой. Вы на тот момент его знали?

– Да, мы были коллегами: он был инструктором райкома партии в одном районе, я – в другом. Два месяца вместе учились на курсах ЦК Компартии Таджикистана. Потом, когда я был зампредседателя Верховного совета, он был депутатом, и мы с ним встречались, общались.

– А какие у вас отношения были с Москвой? Как российские руководители участвовали в ситуации в Таджикистане?

– Я всегда знал, что урегулировать ситуацию без помощи России нам не удастся. Все время советовался с послом Российской Федерации в Таджикистане Мирославом Сенкевичем. По моему предложению он поселился на государственной даче рядом со мной и многие вопросы я согласовывал с ним. Но, к сожалению, мои предложения не доходили до Кремля. Об этом я узнал во время рабочей поездки в Москву в 1992 году. По имеющейся договоренности я привез с собой представителей наших диаспор и партий. Мы встречались с Юрием Скоковым (секретарь Совета безопасности России в 1992–1993 годах. – А.Д.), он был очень доброжелателен. Встречались с Егором Тимуровичем Гайдаром, с Ельциным. И в присутствии Ельцина мы подписали договор о передаче 201-й дивизии в подчинение Таджикистана. Когда мы обговаривали это, Борис Николаевич сказал, что для того, чтобы он мог с уверенностью передать нам эту дивизию, мы должны создать какую-то управляющую структуру с представителями России. Мы обсудили вопрос о создании Государственного совета при Верховном совете Таджикистана. Председателем Государственного совета Таджикистана при Верховном совете стал я, а Ашуров – заместителем. Пока я был в Москве, я подобрал кандидатуры членов Госсовета, по телефону согласовал их с Президиумом Верховного совета, и мы вроде как создали новый орган. После чего мы с Егором Тимуровичем подписали договор о передаче дивизии.

– В совместное ведение или только под командование Таджикистана?