Похоже, правши вообще не обращают ни малейшего внимания на то, какая рука преобладает у других людей. Ирвинг Стоун написал книгу «Агония и экстаз», биографию Микеланджело, который, по некоторым сведениям, был левшой. Однако Стоун говорил: «На протяжении всех тех лет, что я готовил и писал свою книгу о Микеланджело, я был уверен, что он правша», красноречиво добавляя: «Возможно, потому что я и сам правша». Правши, видимо, замечают левшей, только случайно наткнувшись на них, столкнувшись локтями за обеденным столом или увидев компьютерную мышь не с той стороны от клавиатуры. Едва ли найдется левша, которому хоть раз не доводилось услышать: «Я не знал, что вы левша». У левшей, как у всякого стигматизированного меньшинства, есть незаметные знаки, по которым можно определить «своих», вроде особого «радара» у гомосексуалов (так называемого «гейдара»). Точно так же леворукие замечают себе подобных, хотя правши могут при этом даже не подозревать об их присутствии в своем окружении. Парадоксально, но именно в этом смысле невидимость левшей оказывается признаком их принятия в мире. Лучше быть игнорируемым, чем заметным и в результате ущемленным меньшинством. В Викторианскую эпоху в уже упомянутой школе в Лэрберте левша не мог бы остаться незамеченным. Пользуясь терминологией Гоффмана, левшам удалось «совершить переход» и быть принятыми такими как есть, не дожидаясь, пока их инаковость опередит их[413]
.Хотя левши и обращают внимание на то, какая рука у других людей ведущая, это не обязательно значит, что их собственная леворукость занимает главное место в их самооценке и представлении о себе. В ходе исследования к двум многочисленным группам школьников и студентов обратились с просьбой рассказать о себе. Поскольку вопрос был открытым, а участникам опроса не было известно, что изучается именно лево- и праворукость, в ответах об этом упоминалось лишь в том случае, если это имело особую важность для самоощущения человека. Хотя, как и ожидалось, в основном о ведущей руке упоминали левши, а не правши, подавляющее большинство опрошенных вообще об этом не упоминали, лишь восемь процентов студентов и два процента школьников сочли это важным. Из чего следует, что большинство левшей не считает эту свою особенность сколько-нибудь важной (но, конечно, это не значит, что нет небольшой группы, для которой это очень важно)[414]
.Тот факт, что правши не замечают левшей, вовсе не значит, что, когда левшей все-таки замечают, они встречают мягкое отношение. Как часто бывает в таких случаях, язык тому свидетель. Осберт Ситвелл отмечал, что в его родных краях, в Хэллемшире близ Шеффилда, говорили: «Если уж ты родился левшой, то ты навсегда keggie-hander, “криворучка”». И это лишь один из множества подобных обозначений левшей в британских диалектах.
Обзор английских диалектов – проект, начатый Гарольдом Ортоном из Университета Лидса и Эженом Диетом из Университета Цюриха. Хотя обсуждать его начали еще в 1930-е, работе помешала Вторая мировая война, и проект был приостановлен вплоть до июля 1945, когда Ортон получил письмо от Диета – «отвечая на ваше письмо от 14 мая 1940 года», которое лежало на столе у Диета «до того дня, пока все не вернется к норме». Ортон и Диет понимали, даже в 1945 году, что война, усилившаяся индустриализация, более доступные поездки, миграции населения, пришествие радио и телевидения и все больший упор на «стандартный английский» означают быстрое исчезновение многих диалектных выражений. Их обзор, который Диет называл «Книгой Судного дня» в лингвистике, фактически создан на основе исследований 1950–1961 года. Ученые посетили 313 мест в Англии, часто в сельской местности, где они опрашивали местных жителей и просили дать местные названия более 1300 обычных предметов и явлений. Опрошенные в основном были старше 60 лет, с хорошим произношением и слухом, родившиеся и выросшие в тех местах, где проводились интервью. Было собрано более полумиллиона записей, наряду с множеством магнитофонных. Сначала обширная база данных существовала на карточках, но в 1980-х она была переведена в электронный вид, и только в 1990-х был опубликован словарь. Он отражает речь поколения, детство которого пришлось на годы перед Первой мировой войной, на эпоху, запечатленную в романах Флоры Томпсон и Томаса Харди[415]
.