Почему так важен Оруэлл

Некоторые левые и националисты в Европе и Канаде, а к югу от Рио-Гранде — гораздо большее количество людей — возражают против использования термина «Америка» для обозначения США. Они предпочитают говорить «США» или «Соединенные Штаты», хотя Мексика и Сальвадор, к примеру, официально тоже называются Los Estados Unidos de Mexico и Los Estados Unidos de El Salvador, и различия практически стираются, сливаясь в единое целое. Все дело в одной простой истине: Америка и идейно, и географически представляет собой нечто большее, чем пятьдесят штатов, объединенные в союз.

Но стоит только упомянуть «американскую революцию», число споров вокруг идеологии по этому вопросу резко упадет. Человеком, первым употребившим фразу «Соединенные Штаты Америки», мысленно представляя себе республику, которой суждено стать чем-то большим, нежели объединение тринадцати бывших колоний, вполне мог бы быть Томас Пейн, один из самых ярких радикалов 1776 года. И, без всяких сомнений, он был тем, кто предложил Томасу Джефферсону совершить Луизианскую покупку, поспособствовав таким образом более чем двукратному увеличению территории страны (напрасно при этом надеясь на уничтожение рабства в новых владениях).

Поскольку американская революция долгое время теснейшим образом была связана с революцией французской, а происхождением своим обязана английской революции 1640-х годов, она вполне заслужила место в генеалогической схеме радикальных потрясений. В полной мере ей были свойственны собственные противоречия и негативизм: начнем с того, что провозглашена она была рабовладельцами, утверждавшими, что «люди созданы равными», и это один из первых известных поводов горько пошутить о том, что некоторые люди все же более равны, чем остальные. Однако на старте нового тысячелетия, когда за горизонтом скрылись и русская, и китайская, и кубинская революции, возможно, есть смысл утверждать, что американская революция с заложенным в ней обещанием космополитической демократии является единственной оставшейся у человечества революционной «моделью».

Оруэлл восхищался Томасом Пейном, он учился у него, считая Пейна прообразом современного правдоискателя, независимого от издателей и заказчиков. Однако когда речь заходила о второй родине Пейна, обнаруживалось, что страна эта странным образом выпадала из зрения Оруэлла. Он никогда не был в Соединенных Штатах и проявлял к ним мало интереса. Он с подозрением относился к их коммерческой, меркантильной культуре, возмущался их имперскими амбициями, брезгливо сторонился их гигантизма и вульгарности. Другими словами, Америка стала большим исключением из в основном правдивого его предсказания на век, в котором он жил.

В этой картине есть своя мера света и тени. Как и многие критики его времени, Оруэлл с готовностью проходился по пошлости и жестокости американских комиксов и бульварного чтива. Его неприятие садизма выливалось в форму повышенного беспокойства насчет мерзостного содержания некоторых предназначенных для детей журналов: он увидел там взаимосвязь с гангстерской этикой, вошедшей позднее в моду в киноиндустрии. Журналам этим он противопоставлял сравнительно качественный британский «Еженедельник для мальчиков». Однажды Оруэлл высокомерно обронил, что если бы Аль Капоне был англичанином, он не отделался бы тюремным сроком за уклонение от уплаты налогов.

Однако все же он попытался избежать снобизма и предубежденности, очень осторожно подбирая слова в написанном в ноябре 1935 года обзоре «Тропика Рака» Генри Миллера: «Американский язык менее гибок и изящен, чем английский, однако в нем, как представляется, больше жизни». Эта оговорка «как представляется» прекрасно выражает ту двойственность отношения, от которой он так до конца и не избавился, двойственность, непреодолимую даже для искреннего почитателя американской культуры. В апреле 1936 года он привел в одном своем эссе цитату из дешевой американской книжки, описывающей сцену жестокости и насилия, и добавил от себя:

«Эта отвратительная дрянь (провозглашаемая чем-то „гениальным“, если преподносится в слегка облагороженной манере от Хемингуэя) все множится и множится. Некоторые трехпенсовые Yank Mags[42], что вы покупаете в Woolworths, не содержат больше ничего. Пожалуйста, обратите внимание, какие мрачные перемены произошли в важном подразделении американской художественной литературы. В романах Филдинга, Мередита, Чарльза Рида тоже, видит бог, было достаточно физической жестокости, но

…мастера минувших дней
хотя б тех, что и мы, корней[43]

В старомодном английском романе вы ударом кулака сбиваете вашего противника с ног, затем по-рыцарски ждете, когда он поднимется, прежде чем нанести повторный удар; в современной американской версии он даже не успеет повалиться, а вы уже пользуетесь возможностью прыгнуть каблуками в его лицо».