Почему так важен Оруэлл

И от этого сна «Уинстон проснулся со словом „Шекспир“ на устах». Были ли это общинные земли, которые Уинстенли защищал от мародеров-дворян, или более привлекательные с виду и ухоженные старые золотые поля А. А. Милна, но это точно не был кусочек земли какой-то чужой, далекой страны.

VI. Оруэлл и феминистки Трудности с девочками

Взаимоотношения Оруэлла с женским полом были не самыми благополучными, и он был склонен демонстрировать это. В его последней записной книжке мы находим следующий отрывок: это либо набросок для короткого рассказа, либо, что более вероятно, автобиографический фрагмент:

«Разговор между его матерью, тетей, старшей сестрой (?) и их друзьями-феминистками, который он случайно услышал еще ребенком. Вот каким образом он, никогда не слышав ничего на этот счет напрямую и не имея никакого, кроме самого смутного, представления о взаимоотношениях между полами, получил твердое впечатление, что женщины не любят мужчин, что они смотрят на них как на своего рода больших, уродливых, вонючих и нелепых животных, которые всячески помыкают женщинами, а прежде всего — заставляют женщин о них заботиться. В его сознание глубоко впечаталось и застряло примерно до двадцатилетнего возраста убеждение в том, что сексуальный акт приносит удовольствие только мужчине… картинка, которую рисовало тут его воображение: мужчина преследует женщину, сбивает ее на землю и наскакивает сверху, как петух — он это часто видел — проделывает это с курицей».

Рассказчик в «Да здравствует фикус!» так открывает шестую главу:

«Женщины, женщины! Неотвязная проблема! Ну что бы человеку забыть про это или, как дано прочей живой твари, лишь изредка прерывать равнодушное целомудрие вспышками минутного вожделения?! Как петушок — потоптал, спрыгнул и пошел, ни обид, ни угрызений, никакой занозы в мозгах. Без острой надобности вообще не замечает своих подружек и, если те вертятся слишком близко, клюет, чтоб не хватали его зернышки. Повезло хохлатому самцу! А вот злосчастному венцу творения вечно трепыхайся, мучайся памятью и совестью»[66].

Так много правильных слов говорится в шутку, и представленный выше отрывок явно ироничен, но не будет преувеличением сказать, что писал Оруэлл для мужчин. Более того, и в его художественных произведениях, и в его публицистике слово «феминистка» или не встречается вообще, или сопровождается презрительной усмешкой. Он включил феминисток в свою знаменитую классификацию носителей странных до абсурдности убеждений, наряду с пламенными поборниками фруктовых соков и сандалет на босу ногу, беглыми квакерами и прочими чудаками из «Дороги на Уиган-Пирс». Похоже, он считал, что если уж говорить о балансе сил между полами, то женщины, если хотите, уже и так обладают достаточными привилегиями.

Об источнике или источниках подобного неприятия биографы не могут сказать ничего точнее, чем написано в его книгах. Обсуждение его матери было, вероятно, запретной темой (хотя и в меньшей степени, чем обсуждение отца). Он постоянно ощущал свою непривлекательность для противоположного пола. В его печально известной школе, которая обрела бессмертие благодаря эссе «О радости детства», присутствовала жена директора, бессердечная и, что ни говори, хитрая и лицемерная «Флип», легко находившая его слабые места и унижавшая его. В этом эссе есть особенно сильная сцена: ужасная женщина сумела смешать в одном невыносимом эпизоде бесчестье ночного недержания мочи, угрозу телесного наказания и муку стыда перед представительницей другого пола. Маленького Эрика Блэра заставили столкнуться с проблемой непристойности и неприличия задолго до того, как у него появилось первое представление о любви и сексе, не говоря уже о взаимоотношениях между двумя этими понятиями.

Многие юные англичане, травмированные психически совершенно таким же образом, отправлялись в колонии и наживали себе неприятности с «местными» женщинами. Оруэлл не оставил даже намека на причину своего поспешного увольнения из полиции Бирмы, но я фактически уверен в наличии здесь этого скрытого момента, в конечном счете заставившего — наряду с общим отвращением к империализму — Оруэлла поменять свои воззрения. В социальном плане система эксплуатации в Бирме была основана на двойных стандартах. В доступе в Английский клуб могло быть и бывало отказано даже самым образованным из бирманских и индийских мужчин. Но даже самая необразованная бирманская девушка могла быть принята в бунгало белого мужчины — с оплатой и через заднюю дверь. (Флори, главный герой «Дней в Бирме», в едва заметной ремарке признает, что реально выкупил свою сожительницу из местных у ее семьи.) Более того, в издевательствах над бирманцами как над людьми чувствуется несомненная дрожь возбуждения: достаточно всего нескольких фраз, сорвавшихся с губ Элиса, садиста из местного клуба, чтобы понять, какого рода непристойности постоянно мечутся в его мозгу и с каким знанием дела Оруэлл их подмечает.