Читаем Почему так важен Оруэлл полностью

Что можно сказать здесь в защиту Оруэлла? Частично его большие литературные проекты были предназначены для того, чтобы показать глухую беспросветность, во многом свойственную английской жизни. Немногие образы могли подчеркнуть это столь же ярко, как образ бессмысленно увядающей женщины. В одной из лучших сцен «Дочери священника» Дороти осознает, что попала в ловушку, став учительницей в отвратительной школе, истинное предназначение которой состояло в преднамеренном оболванивании юных девушек. Джордж Боулинг чувствует крайнее отвращение при виде того, как отвратительный мужчина-контролер запугивает и мучает женщину-продавца. В романах и газетных колонках Оруэлла часто упоминается жалкое существование, которое влачит этот «класс домработниц», хотя ни Кэмпбелл, ни Беддоу этого не замечают, продолжая обвинять его в том, что он игнорирует страдания погрязшей в нищете прислуги. И когда Беддоу заявляет по поводу романа «Да здравствует фикус!», будто в нем изображаются недалекие читательницы, потерявшие голову от женщин-писательниц десятого плана, но при этом отсутствуют мужские эквиваленты как авторов, так и читателей, она просто изобличает себя в том, что не дочитала довольно короткий и очень сильный роман.

Мы знаем, что в свое время Оруэлл женился на Эйлин О’Шогнесси, одной из самых трезвомыслящих и интеллигентных женщин, чья жизнь оборвалась во время неудачно проведенной операции. Позднее он признавался, что иногда обращался с ней дурно, однако все люди, знавшие их лично, согласны с тем, что он был ей бесконечно предан, а после ее смерти буквально онемел от горя. Он влюбился в Селию Керуан, одну из самых блестящих и одновременно самых красивых женщин своего поколения, и безуспешно просил ее руки. Почти в предсмертной агонии он попросил руки Сони Броунелл, на этот раз успешно. Каким бы сложным человеком ни была Соня, ее трудно описать как женщину поверхностную или бездарную. Это событие заслуживает того, чтобы записать его на правую, кредитную сторону счета, хотя, как мы узнаем позже, умирающему Оруэллу в голову иногда приходили мысли, будто женщины могли быть влекомы искушением заполучить пожизненную синекуру «писательской жены». Но несмотря на всю беспомощность и трагичность своего положения, Оруэлл не мог бы сделать предложения руки и сердца женщине, которая давала хотя бы малейший повод называть себя безмозглой.

«Женщины в художественной прозе Оруэлла, — по довольно банальному замечанию Беддоу, — не могли быть счастливы без мужчины». С той же остротой можно было бы сказать, что женщины эти — Дороти, к примеру, — вообще не были созданы для счастья или, возможно, несчастными их делали мужчины. И определенно есть все основания говорить о том, что все мужчины в его романах совершенно неспособны быть счастливыми без женщин. Да, их возмущала собственная потребность в женщинах, как и многих других мужчин, как, очевидно, и самого Оруэлла. Да, они с недоверием относились к узам брака как к «силкам», расставленным ханжеским и жадным обществом. Но в любые времена писать о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами, пренебрегая этими моментами, было бы равносильно отказу от правдоподобия.

Если и искать дискриминацию, то найти ее можно в настоящем предубеждении, которое испытывал Оруэлл в отношении женщин бесполых или потерявших свою женственность, покрывшихся морщинами и (или) превратившихся в мужеподобные существа. Это старый мужской мотив; в случае Оруэлла в нем, похоже, слышится созвучие с крайне неприязненным или подозрительным его отношением ко всему «ненатуральному». Изучая критику Оруэлла со стороны феминисток, удивительно было обнаружить полное игнорирование ими его особого отношения к противозачаточным средствам и абортам. Он никогда не выражал своего отношения к этим вопросам в полноценном эссе, но брезгливо уклонялся, если все-таки вынужден был обращать на них внимание. Во время Второй мировой войны он заметил, что товары, для производства которых требовался дефицитный каучук, потеряли в качестве и их трудно найти, в то время как мужские контрацептивы имели качество прекрасное и были широко доступны. Составляя словесное описание будущего бездушного устройства социальных служб, он непременно включал в перечень полуутопических его отличительных черт наличие центров по контролю за рождаемостью или центров искусственного прерывания беременности, описываемых им крайне пренебрежительно. И когда бы он ни рассуждал о проблеме народонаселения, он обязательно вставал на позиции мрачного антимальтузианства, утверждая, что его самовоспроизводство без должного темпа и известной энергии станет невозможным. Содержание некоторых писем и воспоминаний позволяет предположить, что Оруэлл считал себя бесплодным, и это добавляло веса к тому грузу, что тяготел над ним в его отношениях с женщинами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная публицистика. Лучшее

Почему так важен Оруэлл
Почему так важен Оруэлл

Одного из самых влиятельных интеллектуалов начала XXI века, Кристофера Хитченса часто и охотно сравнивают с Джорджем Оруэллом: оба имеют удивительно схожие биографии, близкий стиль мышления и даже письма. Эта близость к своему герою позволила Хитченсу создать одну из лучших на сегодняшний день биографий Оруэлла.При этом книга Хитченса не только о самом писателе, но и об «оруэлловском» мире — каким тот был в период его жизни, каким стал после его смерти и каков он сейчас. Почему настолько актуальными оказались предвидения Оруэлла, вновь и вновь воплощающиеся в самых разных формах. Почему его так не любили ни «правые», ни «левые» и тем не менее настойчиво пытались призвать в свои ряды — даже после смерти.В поисках источника прозорливости Оруэлла Хитченс глубоко исследует его личность, его мотивации, его устремления и ограничения. Не обходит вниманием самые неоднозначные его черты (включая его антифеминизм и гомофобию) и эпизоды деятельности (в том числе и пресловутый «список Оруэлла»). Портрет Оруэлла, созданный Хитченсом, — исключительно целостный в своей противоречивости, — возможно, наиболее близок к оригиналу.

Кристофер Хитченс

Литературоведение
И все же…
И все же…

Эта книга — посмертный сборник эссе одного из самых острых публицистов современности. Гуманист, атеист и просветитель, Кристофер Хитченс до конца своих дней оставался верен идеалам прогресса и светского цивилизованного общества. Его круг интересов был поистине широк — и в этом можно убедиться, лишь просмотрев содержание книги. Но главным коньком Хитченса всегда была литература: Джордж Оруэлл, Салман Рушди, Ян Флеминг, Михаил Лермонтов — это лишь малая часть имен, чьи жизни и творчество стали предметом его статей и заметок, поражающих своей интеллектуальной утонченностью и неповторимым острым стилем.Книга Кристофера Хитченса «И все же…» обязательно найдет свое место в библиотеке истинного любителя современной интеллектуальной литературы!

Кристофер Хитченс

Публицистика / Литературоведение / Документальное

Похожие книги

Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами
Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Барон Жиль де Ре, маршал Франции и алхимик, послуживший прототипом Синей Бороды, вошел в историю как едва ли не самый знаменитый садист, половой извращенец и серийный убийца. Но не сгустила ли краски народная молва, а вслед за ней и сказочник Шарль Перро — был ли барон столь порочен на самом деле? А Мазепа? Не пушкинский персонаж, а реальный гетман Украины — кто он был, предатель или герой? И что общего между красавицей черкешенкой Сатаней, ставшей женой русского дворянина Нечволодова, и лермонтовской Бэлой? И кто такая Евлалия Кадмина, чья судьба отразилась в героинях Тургенева, Куприна, Лескова и ряда других менее известных авторов? И были ли конкретные, а не собирательные прототипы у героев Фенимора Купера, Джорджа Оруэлла и Варлама Шаламова?Об этом и о многом другом рассказывает в своей в высшей степени занимательной книге писатель, автор газеты «Совершенно секретно» Сергей Макеев.

Сергей Львович Макеев

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Образование и наука / Документальное