Почему так важен Оруэлл

Довольно правдиво, однако, зрелище юной девушки, у которой отобрали ее весну и выбросили в безнадежность каторжной работы и унижения, — это «троп», за помощью к которому в деле борьбы с бесконечной нищетой и невежеством никто не пожелал бы обратиться, если бы без этого можно было обойтись. И если бы Оруэлл обошел вниманием эту фигуру и другие ей подобные, обязательно нашлись бы феминистки, заявляющие, будто он наделяет женщин некой формой «невидимости». Мисс Монтефьоре, судя по всему, одновременно и допускала, и исключала такую возможность, позднее написав: «Оруэлловская девушка из трущоб, кажется, страдала, полностью отдавая себе отчет в своей „ужасной судьбе“, хотя увидеть и озвучить это ее безмолвное осознание могли только глаза и разум буржуазного писателя». Такого рода «объективный» диагноз непременно будет балансировать на грани тавтологии: мы не увидели бы эту женщину, если бы Оруэлл не был поражен, столкнувшись с такой острой нуждой; именно он понял, взглянув в ее лицо, что страдает она не как бессловесное животное, что не все в ней умерло для осознания ужаса ее положения. Разве он не выразил то, о чем беззвучно сообщала она? Поэтому фраза Монтефьоре: «то, каким образом физическое бедственное положение женщины превращается в метоним страдания класса, намекает на наличие неких ярких, специфически буржуазных фантазий о гендерной дифференциации тела и знания» — заявление, подтвердить которое невозможно. Альтернатива, ею предлагаемая, — самому быть этой женщиной, на практике ощутить все то, что было столь ярко и детально описано: взмокшее, зудящее тело, пальцы, сдирающие с кожи въевшуюся грязь. Нельзя было бы дальше уйти от субъективности восприятия, как самому стать субъектом — невозможное требование при любых обстоятельствах и одно из тех, что категорически отрицают весь смысл реалистичной, на основе личного опыта написанной заметки.

Один вывод можно сделать точно: Оруэлл любил и желал женственность, но женоподобность его скорее отпугивала. И он точно не любил, даже боялся женоподобных мужчин и мужеподобных женщин. Где-то в глубине своего сознания он догадывался о том, что война между полами является неотъемлемой частью естественного порядка вещей. В лучшие свои моменты он не позволял себе оправдывать природным предначертанием существование таких вещей, как разделение труда на мужской и женский или тиранию в семейных отношениях. Сам будучи жертвой патриархальных предрассудков, он как нельзя лучше подходил на роль твердого, но любящего отца. Однако благожелательный патриархат и есть та самая концепция, против которой совершенно справедливо восстают феминистки, так как в этом — их предназначение. Мы до сих пор остаемся свидетелями и участниками битвы, ведущейся вокруг того, что является, а что не является «естественным» в человеческих и сексуальных отношениях. В конце концов, в защиту Оруэлла можно сказать, что он обозначил свое участие в этом бесконечном конфликте с достоинством и минимумом лицемерия.

VII. «Список»

В предыдущих главах мне было довольно просто утверждать, что Оруэлл по существу оказался «прав» по поводу трех величайших проблем человечества: фашизма, сталинизма и империализма, и «правоту» эту ему обеспечила его твердая приверженность интеллектуальной честности и независимости. Но встает один вопрос: была ли у него возможность еще и отстоять все свои завоеванные позиции?

Я выбрал одну очень показательную цитату из книги «Секретная пропагандистская война Британии» Поля Лашмара и Джеймса Оливера, представляющую собой историю Департамента информационных исследований (IRD) министерства иностранных дел Великобритании:

«Репутация Оруэлла как иконы левого движения получила сокрушительный удар, от которого, возможно, он и не оправится, в 1996 году, когда стало известно о его близких контактах с „рыцарями холодной войны“, которым он даже предлагал собственный черный список из восьмидесяти шести „сочувствующих“ коммунистам. Как отметила Daily Telegraph: „Для некоторых это было подобно тому, если бы Уинстон Смит по собственной воле стал сотрудничать с полицией мысли в „1984““».

Это, или что-то подобное этому, является пересказом событий, который с тех пор с успехом пользуется довольно широкой известностью. Совершенно не трудно продемонстрировать его полную ошибочность, хотя бы опираясь исключительно на доказательства, приведенные Лашмаром и Оливером. Я предпочитаю краткое изложение их работы, поскольку оно лишено ненависти к Оруэллу, которой обезображены другие версии этой истории.

Только документально подтвержденные факты:

1. Оруэлловский список сочувствующих сталинизму интеллектуалов не был «обнаружен» в 1996 году. Он появился в биографии профессора Бернарда Крика, впервые опубликованной в 1980-м.