Почему ты решил иначе? (СИ)

— Это же одно из самых больших упущений в моей жизни — как я могу этого не захотеть?

Руби провела когтистым пальцем по гриве Клэя:

— Как бы тебе объяснить, Кэлли. Мы с тобой немножечко неживые. Более того, если ты обратишь внимание — все твои знакомые, кто попал сюда после смерти, не меняются. И мы с тобой не меняемся. Если мы сможем зачать львенка — он у нас родится. Только из-за того, что мы с тобой мертвые и не можем измениться — наш львенок тоже никогда не вырастет и вечно будет младенцем первого дня жизни. Может, поначалу это тебя будет и умилять, но потом ты будешь проклинать тот день, когда на это согласился. Кроме того, ни один зверенок здесь не дается просто так — это мне уже объяснили в местной… назовем это «справочной службе». Если у меня рождается львенок — где-то на Земле умирает при родах чей-то чужой львенок. То есть у нас будет свое счастье за счет других. Сомневаюсь, что ты захочешь этого, Кэлли.

И лев, подумав, кивнул.

***

Руби научила Клэя пользоваться способностью призраков заглядывать в жизнь смертных, и Клэй стал достаточно часто ей пользоваться. Разумеется, он не мог упустить возможность лишний раз увидеть Эш и то, как она ведет себя после его смерти. И вот, он читал вместе с ней его собственное письмо, спрятанное в чехле гитары и видел, как ее глаза наполняются слезами с каждой новой строчкой.

Увы, его надежда на то, что Эш улыбнется после прочтения, оказалась тщетной. Когда ему довелось писать эти строки при жизни, Клэй был в полной уверенности, что Эш никогда не любила его и проводила время с ним лишь потому, что считала его лучшим другом. И лишь похороны (а потом и чтение письма) показали ему, что все эти годы он заблуждался вдвойне — и по поводу своих чувств, и по поводу чувств Эш в его адрес.

Понимая, что он ничем не может помочь плачущей Эш, прижимающей письмо к груди, Клэй попытался обнять ее, сев перед ней на колени, но увы и — призрак не мог контактировать с живыми существами и предметами, не считая горизонтальных поверхностей, поэтому его лапы прошли сквозь нее, и Эш ничего не почувствовала.

***

Руби в ожидании Клэя жила в апартаментах на краю Пост-Нексуса, которые чем-то напоминали их дом в Харден-Хилле, правда без нарочитой грубости и примитивизма, которые были присущи их семейному гнезду во время жизни. Воссозданный по ее воспоминаниям, он как нельзя лучше подходил для того, чтобы однажды в него пришел умерший Клэй — и они снова могли бы жить вместе, как это было еще сорок лет назад.

Руби обращала внимание на то, что Клэй, возвращаясь после «встреч» с Эш, выглядит задумчивым, грустным и даже подавленным. Порой доходило до того, что даже общество любимой не могло разогнать тоску льва.

Когда же Руби, не вытерпев, собиралась сама поговорить с мужем, Клэй сам обратился к ней:

— Я наблюдаю за Эш после смерти — и с каждым днем меня все сильнее терзают сомнения, что я поступил неправильно.

Руби наклонила голову:

— Почему ты так решил?

— В моем понятии неправильно, когда ты, будучи счастливо замужем, горюешь из-за того, кто не мог быть твоим избранником, да и в живых его нет. Вижу сейчас, как Эш читает мои письма или как она стоит над моей могилой во время похорон — и всякий раз я начинаю обвинять себя в том, что я, старый идиот, двадцать пять лет молчал в тряпочку, хотя мне стоило еще на первом месяце знакомства подойти к ней и сказать, что я ее люблю. Хрен бы с ним, с осуждением, с разницей в возрасте — но тогда она бы не была в такой скорби сейчас, видя мою смерть.

Будучи весьма эмоциональной при жизни при вечно собранном Клэе, Руби словно поменялась с ним местами после смерти — она зачастую являла собой голос разума и умиротворенности при мятущемся и потерянном муже после смерти:

— Ну допустим, скорбела бы она в любом случае, даже если бы ты признался ей во всем еще в первый день знакомства. Я присутствовала при вашем первом разговоре на крыльце дома, и слышала, когда Эш сказала «Иметь в живых того, кто предал тебя, ничуть не лучше, чем потерять того, кого искренне любил». Будь вы вместе — на твоих похоронах она выглядела бы так же, как и выглядела. Ее участь в этом плане ты бы точно не облегчил.

— Допускаю, Руби. Но вдруг она и своего нынешнего мужа нашла лишь для того, чтобы избавиться от любви ко мне? Вдруг он стал эдаким «суррогатом», чтобы принудительно изгнать меня из своего сердца и больше не страдать?

Руби хитро посмотрела на Клэя:

— Знаешь, Кэлли, я расскажу тебе одну историю. Я не рассказывала тебе ее при жизни, потому что не считала нужным этого делать, но сейчас она как нельзя лучше подходит к нашему разговору. Помнишь, как ты спрашивал меня, первый ли ты у меня парень, на что я отшучивалась, что ты первый, кого я запомнила?

Клэй кивнул:

— Помню. Кажется, я еще тогда хотел уточнить, что ты имела в виду, но ты меня отвлекла какой-то болтовней, и я больше не вспоминал об этом.