Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках

Бездомная кошка прежде всего ищет хозяина, добивается, чтобы ее кто-то пригрел, погладил. Мы встречали с Олей новый, 2012 год в ресторане на берегу Босфора в компании большого черного кота, очень похожего на убежавшего от меня сына Муси Уголька. Как только начался ужин, за несколько часов до Нового года, неожиданно на стул, стоявший рядом со мной, запрыгнул этот турецкий кот. он, как кот ресторанный, не был голодным, не мяукал, ничего не просил, ему просто захотелось посидеть рядом со мной. Получив глазами от меня одобрение, разрешение сидеть рядом, он замяукал, вытянул лапы и разбросал все свое тело на поверхности стула. Когда пришел официант и попытался согнать его со стула, кот снова посмотрел мне в глаза, прося у меня защиты. И я, конечно, сказал, что кот мне не мешает, пусть сидит рядом. Так мы втроем и встречали новый 2012 год. Как видно, этому коту просто захотелось побыть рядом с людьми.

Кстати, кошки, множество кошек, самых разных, являются такой же достопримечательностью Стамбула, как его дворцы и мечети. Правда у них, кошек Стамбула, права разные. Домашние сытые кошки полусонно лежат рядом с мисками, которые ломятся от корма. Бездомные попрошайничают у туристов.

Утром наступившего нового года я обнаружил на набережной Босфора, в парковой зоне много мужчин, только мужчин, пришедших подкармливать бездомных, живущих здесь круглый год кошек. Когда кошки утолят свой голод, они подсаживаются к своим благодетелям, те берут диких кошек на руки и ласкают, созерцая водную гладь Босфора. Оказывается кошке, даже бездомной, важно, чтобы хотя бы на несколько часов рядом с ней появился человек, которому она нужна, который оказывает ей внимание. Мне показалось, может быть я не прав, что в условиях этой очевидной стамбульской привязанности человека к животным, не может появиться, как у нас во дворах Москвы, какой-то нелюдь, который из травматического ружья будет расстреливать кошек, в том числе и котят, которые, как ему кажется, мешают ему комфортно жить.

Я понимаю, что моя Муся, уникальный представитель кошачьего рода, имеет мало общего со своими сородичами, к примеру, с деревенским котом Рыжиком, который своим неприятным пискливым мяуканьем выпрашивал у меня все лето очередную порцию припасенного для него «Вискаса». В аналогичной ситуации, когда Муся со всем своим только что родившимся потомством перебралась ко мне в гараж, она вела себя прямо противоположным образом.

Когда моя Оля позвонила мне в Москву и сказала, что у нас в гараже поселилась кошка с пятью котятами и надо принимать решение, я, сгорая от любопытства, выехал на дачу в деревню Тарусово. Все-таки за 17 лет моей дачной жизни подобное случилось в первый раз. И это – знак судьбы. Еще в детстве мама меня учила, что если в дом приходит животное, то это к добру. За два месяца до прихода из тюрьмы по очередной хрущевской амнистии моего отца, ранней весной 1955 года во дворе частного дома моего дедушки в одесской Аркадии на старых бушлатах, которыми утепляли на зиму кран с водой, поселился пес, старая овчарка с одним обвисшим ухом. Мы сами были тогда полуголодными, но собаку начали откармливать, она поправилась и даже помолодела, и стала моим лучшим другом. Она провожала меня до школы, ждала, когда кончатся уроки, и вместе со мной шла домой. Волк (так мы его назвали) умер в конце 1960 года, спустя несколько месяцев после моего ухода в армию. Так что решать ничего не надо было. Надо было покупать корм. Я по дороге на дачу заскочил в магазин, купил несколько банок тушенки (о специальном корме для кошек я тогда еще ничего не знал). И дальше произошло то, что меня поразило, что заставляет меня говорить о достоинстве кошки.