Читаем Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках полностью

На первый взгляд, Муся – обычная русская трехцветная, даже четырехцветная кошка, какие десятками живут в подвалах хрущевских пятиэтажек. Она и пришла в гараж моего дачного дома со своими только что родившимися котятами с улицы в начале осени. Скорее всего ее высадили около наших домов, на окраине деревни Тарусово, ее бывшие «сердобольные» хозяева, окончившие свой дачный сезон и уезжавшие в Москву. Такая наша русская душа – одни тратят всю свою скромную пенсию на подкормку бездомных кошек, а другие их убивают, чтобы они, не дай бог, они не поцарапали капот их дорогих иномарок. Недавно массовым отстрелом из травматики бездомных кошек на Малой Филевской улице занялся хозяин иномарки, которую якобы поцарапали игравшие на ее капоте кошки.

Но необычны для зверя, кошки, Мусины умные, почти человеческие глаза. И одновременно – полные ее кошачьего достоинства. Глаза неравнодушные, любопытные, но всегда излучающие грусть. Это отмечают все, кто приходит в мой дом и общается с ней. Ее глаза – полная противоположность глазам ее дочери, физически – ее клона, которую я тоже решил оставить у себя дома для духовного комфорта ее матери Муси. Глаза ее дочери, Конфетки, зеленые, но ничего не излучают кроме пустоты, растерянности и вечного испуга. Она живет со мной в квартире уже два года, но все равно редко дает себя погладить, шарахается в сторону как от чужого, когда я прохожу мимо. Я никогда специально не изучал психологию кошек. Тут я неофит, но то, что я обнаружил в моей Мусе, наверное, достойно внимания. Об этом я никогда не слышал. Оказывается, что кошка, как я наблюдаю почти каждый день, может жить одновременно в двух мирах. Когда она играет со своей дочерью, красавицей Конфеткой, ласкает ее, ее глаза обычные, кошачьи – два тоненьких черных поленца на зелено-коричневом фоне. Но когда Муся общается со мной, приходит ко мне, к примеру, на письменный стол, за ежедневным утренним массажем с вычесыванием ее шерсти, ее зрачки переворачиваются, расширяются, принимают форму эллипса и наливаются ярким черным цветом. Когда она, Муся, вдруг неожиданно, что бывает редко, подползает ко мне, лежащему на постели, подтягивает свои передние лапы вплотную к моему телу и начинает свой сеанс гипноза, ее зрачки становятся круглыми, большими, ярко-черными, и она начинает с близкого расстояния, глаза в глаза, с каким-то любопытством изучать меня, как будто видит в первый раз. В этом взгляде нет преданности, как у собак, а, скорее, какая-то нарочитая отстраненность, выражение какой-то независимости от меня, демонстрация какого-то тайного преимущества надо мной, над человеком. И в эти секунды, когда встречаются наши глаза, я ощущаю себя более слабым существом, чем она, кошка. Я впадаю в испуг еще и потому, что в этот момент ее глаза становятся точь-в-точь похожими на глаза моей давно умершей бабушки. Мои близкие, не очень верующие люди, тем не менее, наблюдая за нашей дружбой человека и кошки, полушутя-полусерьезно говорят, что душа моей бабушки вселилась в кошку, чтобы помочь мне прожить уже последний отрезок жизни. И, честно говоря, она, простая русская кошка, об этом я говорю серьезно, действительно в духовном, моральном отношении обогатила мою нынешнюю жизнь.

В молодости я много думал о тайне смерти и бессмертия. Студентом (наверное, я не случайно все же поступил на философский факультет) я выискивал то, что до революции называлось «религиозной антропологией», – доказательства бытия бога как тайны, как того, перед чем бессилен материализм, эволюционная теория. «Верую, потому что абсурдно». Тайна «я». Свобода выбора. Тайна совести, чувство греха, потребность раскаяния. Сила духа, сила мысли в дряхлеющем, умирающем теле. Все это от Тертуллиана, Фихте, Канта, Льва Толстого. От себя в этот ряд я добавлял тайну случайности, непредсказуемого, того, что могло быть и не быть. Себе я хотел доказать, что Октябрь, приведший к гибели миллионов ни в чем неповинных русских людей, тоже был случайностью. Вот такие мысли родились в головах молодых коммунистов, как я, в начале 60-х, пришедших на философский факультет МГУ.

А сейчас, общаясь с Мусей, я расширяю свои доказательства бытия бога, существования души за счет того, что я нахожу в поведении, не побоюсь сказать – в психике этого яркого представителя кошачьего рода. Скажу сразу, о чем более подробно позже. Меня поражает природное достоинство этого существа, которое является кошкой и которое проводит значительную часть жизни внизу, на полу нашей квартиры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза