Они, кошки, которым я помогаю, я имею дело только с бездомными кошками, имеют такие же души, как и мы, люди. И, самое интересное, что их кошачье царство несет в себе такое же, как и у нас, разнообразие душ. И я с каждым годом погружаюсь все глубже и глубже в этот, отталкивающий многих моих русских соседей по Кипру, кошачий мир не только потому, что нахожу радость, дополнительный смысл уже уходящей жизни в том, что я чем-то могу облегчить их жизнь, даю им хоть немного радости, счастья, но и потому, что нахожу для себя, как философа по зову сердца, нечто новое, неожиданное. Оказывается, что мир кошек и, наверное, мир собак на самом деле несет в себе такие же страсти и чувства, которыми живем мы, люди. Вы бы видели, как ненавидят Барина, брата Кати, бездомные коты, которых я кормлю на площадке перед дверью, но которых, в отличие от него, не пускаю в квартиру. Бедный Барин вынужден пробираться ко мне в квартиру по карнизу окна, и ходит ко мне только через окно. Как ревностно наблюдают за Чернушкой ее подруги по приюту, когда я кормлю ее специально приготовленным для нее ужином. Я и им приношу ужин, но всего лишь – сухой корм. Зависть, которая на самом деле является демиургом если не всей человеческой истории, то русской истории точно, глубоко сидит в животном мире. Все известные мне человеческие характеры, способы восприятия своей жизни, своей судьбы присутствуют в мире кошек. Рыжая Аня, сестра Кати и бедной Лизы, осталась такой же, какой она была котенком, когда она вместе с братьями и сестрами приходила ко мне на балкон. Она просто радуется жизни, какая она есть. У нее всегда веселые глаза. Я ее кормлю, как Катю и Барина, у себя в квартире, но она, в отличие от них, наевшись, сразу подходит к двери и просит, чтобы я ее выпустил на улицу. Барин после моего приезда часами, не шелохнувшись, лежит на полу под моей кроватью и наслаждается вернувшейся возможности хоть на время иметь свой дом и хозяина. Катя первые два дня делает вид, что ей безразлично, приехал я или не приехал, походит по квартире, полежит немного на стуле и уходит ночью на улицу. Все они разные. И, кстати, у них была, естественно, одна и та же мама и, я точно знаю, один и тот же отец, такой громадный дикий кот с выдающимися мужскими достоинствами. Но все они абсолютно разные по характеру, по своей духовной структуре. Катя никого не подпустит к своей посуде, пока она есть. Барин, который весит в три раза больше, чем она, спокойно делит свою пищу со своими сестрами. Раньше, года три назад, ко мне на балкон буквально приползала совсем дикая рыже-белая кошка с поразительно грустными, по-человечески грустными глазами, и молча ждала, когда я ей вынесу какую-нибудь пищу. Она все съедала и не уходила, и долго продолжала своими грустными глазами смотреть через стекло, что я делаю в комнате, не издавая ни звука.
Но главное, и это открытие для меня было очень важным. Сопереживание радости высвечивается в глазах кошек такими же цветами, что и сопереживание радости у людей. И то, что я помогаю бездомным кошкам, пытаясь вылечить их от болезней, когда, конечно, могу, даю им возможность наесться до отвала, даю им хоть немного счастья, для меня важно не только с моральной точки зрения. На самом деле все мировоззрение, которым дышат мои статьи как публициста, дышат мои выступления на телевидении, является протестом против философии страданий. В споре между Василием Розановым и Николаем Бердяевым о том, где спрятана тайна Бога, в радости жизни или в страданиях, я целиком на стороне автора «Опавших листьев». Да, без смерти, без конечности нашего существования в этом мире не было бы жизни. Но это не значит, что жизнь должна превращаться в страдания, что дорога к неизбежному концу жизни должна быть устлана только муками человеческими. Это не значит, что если не будет страданий, то нет смысла жизни. И я, честно говоря, не пойму, почему человечество всегда поклонялось таким философам-садистам, как Ницше, которые мечтали сбросить в обрыв тех людей, которые способны только к повседневным радостям, к обычному счастью бытия.