Читаем Почему в России не ценят человеческую жизнь. О Боге, человеке и кошках полностью

Конечно, о чем я могу судить только на основе своего собственного трехлетнего наблюдения за кошками, в их мире тоже все предельно индивидуально. Мусина любимая дочь Конфетка после своих первых родов практически не занималась своей дочкой Магдой (тогда ее звали Чернушкой). Покормит, дело было летом, на даче, и уходит на целый день в траву, созерцать природу. За малышкой в это время присматривала ее бабушка Муся, а игрался с ней практически целый день ее папа и одновременно дядя Уголек. А Муся – примерная мама, она творит добро безвозмездно, денно и нощно. Муся не только выходила, нашла хозяина и дом своему потомству, но и принимала роды у своих двоих дочерей. Наблюдая, как она помогает произвести на свет потомство своей дочери Конфетке, я еще больше укрепился в убеждении, что она обладает чем-то большим, чем инстинкт.

Сначала она сообщила мне и моей Оле, что у Конфетки начались роды. И сделала она это своеобразным образом: принесла и положила у порога входной двери первого родившегося котенка и, мурлыча, буквально потащила нас в гараж, где рожала ее Конфетка. Дальше она, сидя рядом с рожавшей Конфеткой, буквально принимала зубами появлявшихся на свет котят и тут же оттаскивала их в сторону. Когда роды кончились, она съела послед и начала тщательно облизывать кровь на Конфетке. Потом она успокаивала обессилевшую Конфетку, облизывая ее с головы до пят. Но одновременно умудрялась прятать в гараже родившихся котят, чтобы, не дай бог, их не утопили. Чернушка как раз и была одной из родившихся тогда котят, которых умудрилась попрятать Муся.

Драматично складывались наши отношения с Мусей, когда я, уставший от трудов, связанных с устройством ее непородистых котят, в этом деле мне очень помогла моя помощница Ирина, вынужден был ее стерилизовать. Не в первый день после операции, которую ветеринар сделал у меня дома, а несколько дней спустя, когда рана начала заживать, Муся, еще забинтованная, пришла ко мне, лежащему на постели, смерила меня на этот раз чужим взглядом и, продолжая смотреть мне в глаза, начала гадить прямо на простыню. Я в свою очередь, осознавая свою вину, не реагировал и продолжал спокойно смотреть в ее глаза. Тогда она прекратила этот процесс кошачьей мести и спрыгнула на пол. Я в этой неожиданной ситуации вел себя как кающийся христианин. Снял грязную простыню с кровати и, опустив руку, погладил стоявшую на полу Мусю. И, наверное, для нее это тоже было неожиданностью. В этот момент глаза ее заискрились, и она начала громко мурлыкать.

Я, растроганный, тогда почувствовал, что у Муси не только есть душа, но и душа, родственная моей. Законное чувство мести за несколько секунд в ее душе переродилось в катарсис любви. Инстинктом все это никак не объяснишь.

Что еще поражает в Мусе. В общении со мной она как бы стесняется своей «кошачести», очень не любит, когда я пытаюсь ее погладить сверху вниз, нагибаясь к ней, лежащей на полу. Тогда она просто уходит из-под моей руки. Мои ласки ей комфортны только тогда, когда наши глаза находятся на одном уровне, когда она может смотреть прямо мне в глаза. И самая комфортная для нее ситуация, когда мы после обеда отдыхаем, лежим на постели, смотрим друг другу в глаза, я глажу ее, говорю ей ласковые слова, и она самозабвенно, счастливо мурлычет. И тогда, правда, крайне редко, происходит то, с чего я начал свой рассказ о Мусе. Она медленно подвигается ко мне вплотную, кладет свои лапы мне на бок, ищет своими глазами мои глаза и начинает свой сеанс гипноза. В эти секунды, напротив, она как бы смотрит на тебя сверху вниз, с высоты какой-то недоступной мне, только ей известной тайны, смотрит на меня с каким-то добрым любопытством, как на какое-то родное ей существо.

И еще одно наблюдение. Кошки, как и мы, люди, сыты не хлебом единым. Когда нет заботы о хлебе (примером тому моя Муся), все ее интересы переключаются на общение, на игру, на присутствие в мире людей. Как только я начинаю по телефону давать интервью, Муся сразу подсаживается ко мне на рядом стоящий стул и слушает-слушает, бог ее знает, зачем ей это нужно. Как только начинаются мои разговоры с Олей во время трапезы, Муся подсаживается на свободный стул и слушает, реагируя на звуки своими ушами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Ислам и Запад
Ислам и Запад

Книга Ислам и Запад известного британского ученого-востоковеда Б. Луиса, который удостоился в кругу коллег почетного титула «дуайена ближневосточных исследований», представляет собой собрание 11 научных очерков, посвященных отношениям между двумя цивилизациями: мусульманской и определяемой в зависимости от эпохи как христианская, европейская или западная. Очерки сгруппированы по трем основным темам. Первая посвящена историческому и современному взаимодействию между Европой и ее южными и восточными соседями, в частности такой актуальной сегодня проблеме, как появление в странах Запада обширных мусульманских меньшинств. Вторая тема — сложный и противоречивый процесс постижения друг друга, никогда не прекращавшийся между двумя культурами. Здесь ставится важный вопрос о задачах, границах и правилах постижения «чужой» истории. Третья тема заключает в себе четыре проблемы: исламское религиозное возрождение; место шиизма в истории ислама, который особенно привлек к себе внимание после революции в Иране; восприятие и развитие мусульманскими народами западной идеи патриотизма; возможности сосуществования и диалога религий.Книга заинтересует не только исследователей-востоковедов, но также преподавателей и студентов гуманитарных дисциплин и всех, кто интересуется проблематикой взаимодействия ближневосточной и западной цивилизаций.

Бернард Луис , Бернард Льюис

Публицистика / Ислам / Религия / Эзотерика / Документальное
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза
Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза