Почерк

Улица петляла и вывела на небольшую площадь, где с одной стороны находились площадка для игры в pelote basque и стоянка, а с другой, на зеленом пригорке, старая скамейка. Гастон сел на нее и увидел последний на сегодняшний день свет. Но произошло это очень странно. Гастон смотрел на крышу самого высокого дома, где должны были оказаться лучи, и ничего не обнаружил. Зато от стоянки, ломаясь и пропадая в траве, к нему пополз оранжевый зайчик. Добрался до скамейки, а потом лег Гастону на грудь и пропал быстрее, чем тот успел испугаться.

Света, то есть лучей света, больше не было. И тут же темнота, то есть лучи темноты, стали заполнять все вокруг. Легли на машины, на стены, а несколько – на лицо Гастона. Он немного отдохнул, успокоенный ими, потом встал и побрел на голоса в сторону бара. Постоял рядом с террасой, глядя на курящих и пьющих людей, и подумал, что тоже хотел бы немного посидеть, как будто он свой, как будто у него есть неподалеку дом, и бар под домом, и свободный вечер. Взял бокал красного, вернулся, сел за столик.

– Добрый вечер, – сказал он соседям устало, чтобы больше походить на своего. Ему улыбнулись и продолжили пить и курить.

Не успел Гастон сделать несколько глотков, как стало совсем темно. В доме над баром открылось окно, и женщина, высунувшись, заговорила с проходящей мимо молодой парочкой. Они весело пообещали встретиться как-нибудь, попить вина и «все рассказать». Соседи слева и справа говорили тихо, не навязывая Гастону свою жизнь. У тех, что слева, пошла уже вторая бутылка. Так прошло много времени, и Гастон обмяк, ощутив себя своим, но только это была не правда, а игра, и всем было куда идти потом, а ему – нет. С непривычки повело от вина, и он пошел в туалет умыться.

В коридоре за шторой стояли швабры и бочка с пивом, а еще дальше находились почему-то две туалетные комнаты. Гастон вошел в одну, умылся. Он посмотрел на себя, на крашенную, может быть, еще до войны стену в отражении, вытер лицо чистым полотенцем. Лампочка светила слабо, и все, что было видно, было видно плохо.

Тогда Гастон почувствовал себя счастливым и запер дверь. Он вдруг каждой капелькой крови ощутил, осознал, что никто не знает, где он сейчас. Ни близкие, ни дальние знакомые, ни враги, ни друзья. Конечно, за полгода его жизни в автомастерской этого тоже никто не знал. Но тогда таких мыслей не было. И это была словно подготовка, первая ступень, а случилось все сейчас. И действительно: если даже о городе без названия никто во Франции не знал, и жил там Гастон без документов, безымянным двуногим в спецовке, то об этом районе, лежащем по ту сторону железной дороги, не знали даже в городе без названия. И бар находился теперь уже точно в лабиринте улиц, так что его не найдешь ни специально, ни тем более случайно. Вдобавок ко всему Гастон ушел с террасы и находился сейчас в туалете. И штука в том, что туалета было два, то есть, если бы кто-то постучал и понял, что занято, он не стал бы стоять, и следующий не стал бы стоять, никто не стал бы торопить Гастона. Вот и получалось, что никто, вообще никто не знал, где он сейчас, и это могло длиться еще минуту, и пять, и десять. Облокотившись на стену, Гастон дышал полной грудью.

Потом он отпер дверь и через бочку и швабры вернулся к людям, сел на свое место. Его соседи ушли, а вместо них слегка поодаль присел и навис вопросительным знаком над бокалом какой-то пьянчужка.

Потом уже никого не осталось, хозяин поднял пьянчужку, помог ему отсчитать мелочь и поставил на улице в нужном направлении, как будто на рельсы. Гастон поднялся и отошел, чтобы посмотреть на террасу со стороны. Место, где он только что сидел, пустовало, теперь его не было и там. Хозяин запер бар, ушел, Гастон остался один. Окна вокруг погасли, и тогда кто-то спросил:

– Что ты не уходишь?

Но никого не было видно. Тогда женский голос повторил:

– Почему ты тут стоишь?

На одном из стульев, сливаясь с цветом стены, сидела девушка. Она поправила волосы, ее рука прочертила на мгновение темноту, как светлячок.

– Простите? – сказал Гастон.

– Пил один, а теперь не уходишь. Тебе некуда?

– А… Спасибо, все хорошо.

– Ты потерялся? Кто-нибудь знает, где ты? – спросила девушка с тревогой.

– Никто, – ответил Гастон с радостной улыбкой.

Зазвенел бокал, девушка встала и подошла ближе. Это была та самая девушка, которую вчера он постеснялся спросить о том, в какой бар пойти. Она была немного пьяна.

– Что ты там думаешь? – спросила она.

– Ничего такого.

– Ну, ты хороший человек?

– Да.

– Тогда пойдем, поспишь нормально.

Они прошли много кварталов, и там, видимо, у реки, настолько было свежо, девушка открыла дверь, скрытую в каменной стене. Во дворе в ноздри ударил запах листвы то ли деревьев, то ли кустарника, и потом они поднялись по узкой лестнице в маленькую квартиру. Девушка заперла дверь, и это было даже лучше, чем туалет в баре. Правда, теперь девушка знала, где он, но она не знала, кто он, а значит – никто не знал, где он сейчас.