Спустя время я сидел на передвижном кресле под сенью грецкого ореха, в центре двора. Удивительно, но крепкая конструкция от грубого обращения не пострадала. Прошла краш-тест, так сказать. Слуги, рабы и работники, обыскивающие все подсобные помещения и квартиры, ко мне не приближались, стараясь даже не смотреть в мою сторону. Картина стала ясной: убийца был один. Все указывало на то, что он гворча. Телосложение, строение лица, одежда указывали на горца, а налобная повязка с родовым рисунком-вышивкой — на гворча. Как он оказался в столице провинции, как отыскал меня — на это мы пока не могли ответить. В квартирке хозяина над лавкой обнаружили двух зарезанных слуг. Все говорило о том, что убийца слез с крыши в квартиру, прирезал случайных свидетелей и с лестницы спрыгнул на меня, выбрав удобный, как ему показалось, момент.
— Собираемся? — спросил я проходящего мимо Остаха. — Чего тут высиживать?
— Городскую стражу ждем, — ответил дядька.
— А нужно? — спросил я. — Пошли они все…
— Наследник раздосадован, наследник обиделся… — пробормотал про себя Остах, обдумывая что-то.
— Наследник в гневе, наследник в ярости, — подкинул я ему вариантов для рассмотрения.
Остах покрутил что-то, прикинул в голове и хлопнул в ладоши. Суета мигом улеглась, и подбежал хозяин. Денек у него выдался бурным.
— Мы уходым! — объявил Остах.
Тот посмотрел кругом и вздохнул. Я его понимал: два трупа в квартире, еще один во дворе. Чужестранцы уходят, а со стражниками предстоит общаться ему самому. К тому же Барат «закрыл» лавку от ненужных посетителей, перевернув прилавок и заблокировав им вход и оконный проем.
— Это — додэлай! — Остах указал на кресло, в котором я сидел. — А этот — мы забыраем! — И Остах отстегнул от пояса кошель, высыпал на ладонь груду монет, пошевелил губами и протянул их колеснику.
Тот смахнул монеты, мигом их сосчитав, и лицо его просветлело. Похоже, бурный день заканчивается для мастера совсем не так грустно, как он только что считал.
«Интересно, что у Остаха на уме? — подумал я, сидя в носилках. — И к чему ему этот дурацкий стул? То трясется над деньгами, то раздает направо-налево…»
Меня несли — или я ехал — обратно по той же улице. Сзади слуги колесника волокли купленный стул на колесах. Не везли перед собой, а несли на руках. Обилие звуков, запахов и картинок вокруг уже не привлекали меня. Кайхур, с измазанной кровью мордой, тоже не выказывал интереса. Разлегшись у меня на коленях и положив голову на лапы, он то и дело посматривал на меня.
Пока вокруг творился сущий бедлам, это маленькое чудовище все-таки отгрызло палец у гворча. Похоже, он считал убитого своей личной добычей. Я его убеждений не разделял и не позволил лакомиться человечиной, вытащив из пасти замусоленный палец. Теперь я терпел осуждающие собачьи взгляды.
— Спасибо, дружище Кайхур, что спас меня, — сказал я ему, положив руку на загривок.
Щенок зевнул и развалился на боку, высунув розовый язык из пасти.
«Подумаешь, какая мелочь», — говорил он всем своим видом.
— Только что у тебя за нездоровое пристрастие к пальцам? — строго спросил я его.
Кайхур прижал уши.
«Ты чего, хозяин?»
— У этого дурика палец отгрыз. Люди — не еда! И меня за палец цапнул. — Я поднес ему к глазам свой прокушенный палец. Щенок виновато отвернулся. — Тоже хотел на вкус попробовать? Иначе не мог меня предупредить?
Кайхур возмущенно тявкнул.
— Хорошо-хорошо, уговорил, — ответил я псу. — Не мог так не мог.
— Ты что, со щенком разговариваешь? — заглянул в носилки Остах.
— А что? — переспросил я. — Заслужил.
— Заслужил, заслужил, — потрепал щенка за ухом дядька. Он наклонился, дунул ему в морду и сказал: — Спасибо, малыш.
Кайхур победно поднял уши и хвост торчком. И посмотрел на меня.
«Видишь, как надо, хозяин!»
Я рассмеялся.
— Вылезай, приехали, — сказал Остах.
Носилки остановились у входа в госпиталь. Паланкины по каким-то причинам в госпитале запрещались. Раненых и больных носили в обычных госпитальных носилках, в которых тебя несли лежа у всех на виду. Барат вытащил меня… И усадил на стул, стоящий прямо в воротах госпиталя. Караульные госпитальной стражи с удивлением рассматривали диковинку. Йолташ и Остах вышагивали справа и слева от меня, а Барат легко катил меня по гладким мраморным плитам, которыми был вымощен весь госпиталь — как внутри, так и снаружи. Толстые, важные сановники, спешащие на медицинские процедуры, останавливались, вытирая пот со лба, провожая взглядом мое чудо-кресло. В моем мозгу забрезжило понимание, для чего Остах забрал этого монстра мебелестроения из мастерской. Я повернулся к Остаху и увидел, как он с улыбкой наблюдает за моим лицом. Я поднял брови, и дядька, довольно хмыкнув, кивнул.
Когда мы приблизились к моей комнате, из тени винограда, оплетающего стену и козырек, поднялась огромная тень. Парни, еще не отошедшие от недавнего покушения, вскинули мечи и, расходясь в разные стороны, двинулись навстречу угрозе.
— Куда! — крикнул я. — Это Тумма.