Почта с восточного побережья

Приятелей у него действительно было много, и хотя со временем окончательно потускнел на нем флотский налет, дух кубрика впитывался в него все глубже, и оттого, что личная жизнь его находилась в контрах с этим коллективистским духом, Сергей Еремеевич мудреным стал. Присмотревшись, я увидел, что на берегах Святого озера такого крепкого свилеватого люду не меньше, чем сосен, которых ни полуденники, ни шелоники, ни «кронштадтские», ни «варяжские» ветры от направления жизни их отвратить не могут, только жилистее становится древесина и пробковее — кора.

И я перестал рассказывать землякам пенные, как шампанское, искристые морские истории, а стал слушать сам. Где-то за краем Земли оказалось, что Вселенная — это не только то, что снаружи, но еще и то, что внутри. Когда я это осознал, я стал устойчивее к переменам погоды и мнений.

Святое озеро проглядывало в любом уголке Мирового океана, и шум святоозерских сосен можно было при желании расслышать в грохоте любой стихии, забота близких людей и равнодушие неблизких позволили мне с внимательностью отнестись ко всему человеческому, а предоставившаяся возможность сравнивать осчастливила меня той иронией, без которой я не представляю себе по-настоящему взрослого человека.

Однако были еще и такие явления, как старая булыжниковая дорога в лесу, как самолет Лени Ивакина над парком, мама, прикрывающая меня от бомб, генеральская могила, обласканная детьми, сынок, прыгающий на обесчещенное бутылочными осколками дно, наша с Серегой клятва прийти на Симкину могилу, — и я рад, что есть на свете и нежность и ненависть, которые позволяют взрослому человеку, слава богу, от иронии уберечься.