Почти как мы. Вся правда о свиньях

Когда наконец были облагорожены первые земельные наделы, оголодавшие и измученные крестьяне засеяли их по весне, однако к осени удалось получить лишь хилые ростки. Здесь «выжимали зерно из камней», как выразился писатель Арне Гарборг. Под этим он подразумевал, что невозможно ждать урожая на камнях и щебне, но яренцы не сдались. Впору спросить, откуда только они брали силы. Не от земли же. Нет, силы даровало им небо, как и сегодня оно ниспосылает их тем, кто не дает прийти в запустение выбеленным молельным домам с уютными светлыми занавесочками на окнах – последнему оплоту норвежского благочестия. Местный пиетизм уходит корнями в протестантскую этику с учением, что путь к спасению лежит через умеренность и труд. Сегодня километры каменных оград и расчищенных от камней земель свидетельствуют о становлении Ругаланна как аграрного региона благодаря людям с ободранными в кровь руками и надорванными спинами.

Однако одних натруженных рук, пусть и сам Бог был на стороне крестьян, не хватило бы для превращения Ругаланна в аграрный регион национального значения. Необходимо было средство посильнее – человеку самому выпало стать творцом, как это нередко случалось на пороге XX в. Самые тяжелые валуны дробили взрывчаткой, почву делали плодороднее синтетическими удобрениями, а животным давали комбикорм, поскольку обустройство пастбищ и заготовка силоса в регионе еще не были полностью налажены.

При этом, чтобы Ярен стал аграрным сердцем страны, каким мы знаем его сегодня, протестантизм должен был рано или поздно уступить место духу капитализма, как выразился бы в те времена социолог Макс Вебер. И здесь уже почва не играла большой роли, чего не скажешь о ландшафте. Нигде в Норвегии земельные наделы не расположены так близко друг к другу. Тогда как по всей остальной стране хуторы зажаты границами долин, так что взаимодействие между ними затруднено, в Ярене от одного до другого рукой подать.

Люди общались, обменивались опытом, могли друг другу что-то посоветовать: самая что ни на есть благодатная почва для совместной работы, смелых начинаний и развития предпринимательства, которое в некоторых нишах сельского хозяйства даже вышло на передовой мировой уровень. В этом прежде всего и кроется секрет яренского успеха, а залогом его стали не только равнинные земли, но и люди, которые их арендовали.

Дорога, по которой я еду, стелется к подножию возвышающегося на востоке кряжа. Как раз на этих горных пустошах и разводят бóльшую часть норвежских свиней. Если низины отданы в основном под овощные культуры, горные районы Ярена освоены преимущественно животноводами. Ничего удивительного: и в предгорьях ведь трудно что-то вырастить, а уж в горах и вовсе невозможно.

Ферма «Ругланн» расположена в восточной части хребта, откуда открывается вид на изрезанную береговую линию и море, от чего Ярен и получил свое название. Оно происходит от древненорвежского слова «jaðarr», что означает «берег», «край».

Гравий хрустит под колесами автомобиля, когда я въезжаю во двор, образованный тремя, четырьмя, пятью, шестью, семью строениями (восемью, если считать гараж). Перед амбаром возвышается валун с надписью «Ругланн» черными буквами. Увенчан он позолоченной фигуркой свиньи из бронзы, чтобы все уж точно знали, что это за место. Перед одной из построек стоит мужчина. Высокий, приветливый, одет примерно так, как я и представлял: в фирменный рабочий комбинезон Nortura[65] и сапоги. По-видимому, это и есть Эйрик Ругланн. Мы примерно одного возраста, ему лет 30 с чем-то. Хотя формально хозяйствует здесь он, я приехал, чтобы встретиться кое с кем другим.

Еле успеваю поздороваться с Эйриком, как дверь позади него открывается и выходит мужчина постарше и пониже ростом. Это, должно быть, отец Эйрика, Лейв. Почему-то кажется, что он оглядывает меня недобрым взглядом из-за спины сына. Загорелое лицо и посеребренная сединой шевелюра придают взгляду небесно-голубых глаз проницательность и ясность. Он подходит ко мне и протягивает загрубевшую ладонь.

– Лейв Ругланн, – приветствует он меня низким голосом и пожимает руку.

Лейв напоминает старого спортсмена, сохранившего, однако, остатки былой силы. Вообще-то, он уже на пенсии, но энергии вполне хватает, чтобы ухаживать за свиньями на ферме.

Меня вдруг охватывает ощущение, что что-то идет не так. Эйрик и Лейв обмениваются короткими взглядами, будто в немом диалоге. Яренские крестьяне славятся немногословием, но тут их явно что-то беспокоит. По телефону голос фермера казался приветливым, но сейчас явно чувствуется напряжение.

– Сомнительная затея какая-то, – без обиняков говорит Лейв.

Спешно достаю бумажку с результатами анализа на резистентный стафилококк.

– Вам, конечно, нужна моя справка от врача, – протягиваю им листок.

Лейв смотрит на бумагу.

– А, это да. Ну, все в порядке, – отмахивается он.

Однако меры защиты они все равно принимают. Эйрик протягивает мне маску, перчатки и медицинский комбинезон в полиэтиленовой упаковке.

– Сапоги оставьте в машине. Обувь выдадим, – сообщает Лейв.