Почти как мы. Вся правда о свиньях

Больше полувека прошло с тех пор, как американцы обнаружили стимулирующее рост влияние антибиотиков на домашний скот, когда в ЕС решились на запрет их использования в сельском хозяйстве в любых целях, кроме медицинских. Другой вопрос, следуют ли ему государства-члены, ведь в 2016 г. в Испании и Италии на килограмм свинины все еще приходилось 300 мг антибиотиков, а в США, стране заядлых мясоедов, никаких ограничений к тому времени вообще введено не было[60]. Впрочем, они появились в 2017 г. В том же году, когда запрет вступил в силу, почти 20 000 американцев скончались от инфекций, вызванных резистентными бактериями[61]. Несмотря на принятые меры, едва ли сегодня найдется хоть одна страна, где бы устойчивый к антибиотикам стафилококк не обнаруживался повсеместно в свиноводческой отрасли. По данным одного датского исследования, проведенного в 2016 г., он был выявлен в 88 % хозяйств – и это при том, что в Дании запрет на немедицинское использование антибиотиков в свиноводстве действует с 1990-х гг.[62] Среди всех стран – производителей свинины одна стоит особняком. Норвегия как мировой форпост сумела не допустить метициллинрезистентный золотистый стафилококк ни в свинарники, ни в больницы, а все потому, что мы – причем единственные – годами упрямо следовали плану по защите свиноводческих хозяйств от резистентных бактерий (потому-то я и прохожу все эти процедуры в кабинете врача в Ставангере).

Учитывая меры, которые принимаются в свиноводстве и сельском хозяйстве в целом во всем мире, можно, наверное, было бы решить, что мы, по крайней мере, взяли правильный курс. Тем не менее пока подтверждений этому мало. С 2000 по 2018 г. в сельском хозяйстве общая устойчивость бактерий к антибиотикам выросла более чем в три раза[63]. И хотя ЕС и США заявляют, что положили этой практике конец, 73 % антибиотиков в мире все еще приходятся на разведение свиней, кур и прочего скота. Как всегда, когда мировому сообществу надо выступать единым фронтом, чтобы справиться со всеобщей бедой, находится кто-то, кто вставляет палки в колеса. На сей раз в такой роли выступил Китай, который сам активно развивает свиноводство. До недавнего времени на эту страну приходилась примерно половина всего мирового поголовья свиней, и сегодня Китай превратился в очаг развития резистентных бактерий. Впрочем, не он один. Значимую роль играет птицеводство Индии, Пакистана и Турции. Бразилия и Кения тоже стремительно превращаются в «горячие точки»[64]. XIX век поджидает нас за углом.

Со дня посещения врача прошло три недели. Наконец-то из больницы при Университете Ставангера приходит по почте письмо с ответом, разрешат ли мне когда-нибудь приблизиться к свиньям на настоящем производстве. Беру нож из кухонного ящика, разрезаю конверт и выуживаю листок. Пробегаю глазами по бумаге: результат… отрицательный. Как известно, такую формулировку врачи и микробиологи считают наиболее подходящей для сообщения хороших новостей.

Натягиваю сапоги, сажусь в машину и снова качу по яренским равнинам.

Глава 4 Первая встреча

Если смотреть с точки зрения геологии, мир всегда не совсем такой, как представляется. Возьмем, к примеру, Ярен. Он оказывается не равниной, а невысоким нагорьем от 10 до 15 км в ширину и 60 км в длину, которое протянулось от Брусанна на юге до маяка Тунгенес на севере. Больше всего это нагорье напоминает датские пейзажи, будто кусок земли оторвало от лежащего к югу материка, однако на всем плато площадью 700 км² едва ли отыщешь голый участок скалы.

Когда ледник Скагеррак растаял около десяти тысяч лет назад, Ярен оказался погребен под толстым слоем щебня, камней и шлака, которые ледник десятки тысяч лет перемалывал и тащил за собой с гор в глубине материка. Вместе с камнями пришла и вода, которая хлынула из моря и затопила низменные части и рытвины от ледника. В итоге здесь осталась бесплодная сырая земля, которая могла превратиться разве что в болото: на сотни квадратных километров простирается трясинная, топкая область, где ничего толком не растет.

Нельзя и представить было, что именно в этой области начнет развиваться норвежское сельское хозяйство. Может, как раз поэтому крестьяне-первопроходцы и приступили к освоению этих земель так поздно – лишь в начале XIX в. здесь заслышался лязг лопат и ломов, которыми дробили камни и расчищали осыпи, перед тем как выкопать канавы для отвода влаги. От остальной части восточного региона Эстланн с развитым земледелием эти земли отставали на несколько сотен лет.