Почти как мы. Вся правда о свиньях

Естественно, Отцов церкви это отталкивало, они осуждали малейшее проявление человеком непотребства в отношении животных. В то же время представления о половом инстинкте и поведении животных пригодились в определении недопустимого: абсолютно неприемлемым считалось нахождение мужчины во время акта сзади женщины – так ведут себя животные. Не следовало также стонать и вскрикивать в процессе – звуки издают звери. К тому же эти проявления еще и возбуждали большее желание, а это не годилось, потому что желание и похоть – животные качества. Согласно Августину и его последователям, акт любви должен быть безмолвным и напрочь лишенным вожделения, чувств и переживаний. Совершать его следовало так, как могут лишь люди, лицом к лицу, будто в беседе с Богом[248].

Учитывая, сколько сил мыслители прилагали, чтобы человек ни в чем не напоминал свинью или другое животное, ясно, насколько серьезной была проблема сексуальных действий с ними. Неудивительно, что crimen bestialis, как называли тогда это преступление, виделось церкви худшей из форм разврата, какую только можно представить. Дело было не только в том, что животные представляли собой другую форму жизни, над которой Бог дал человеку власть, или в том, что таким актом человек сам низводил себя на уровень животного, идя «против природы», как писал в XIII в. Фома Аквинский. По мере того как средневековая Европа погружалась в темные и невежественные века, люди все больше уверялись в мысли, что животные могут нести в себе сатанинскую тьму, которой следует опасаться: нельзя слишком приближаться.

Связь между дьявольским и животным началом установилась еще в первую встречу человека со змеем в райском саду. После искушения Евы в Эдеме самим Сатаной он в представлениях людей фигурирует либо в полностью животном облике, либо в образе химеры, часто как человек с конечностями зверя[249]. Связь между животными и дьяволом, конечно, дала благодатную почву для бурных фантазий о том, какие еще распутства возможны с животными, и они относятся без преувеличения к одним из самых устойчивых идей Средневековья. В «Топографии Ирландии» (Topographia Hibernica), написанной в конце XII в., хронограф Гиральд Камбрийский описывает историю ирландского народа, который, по его мнению, настолько отрезан от цивилизации, что впору сравнить людей с животными. Автор считает, что выражается это и в сексуальных привычках ирландцев, которые нередко были связаны с животными. Особенно примечательны описываемые им плоды блудодеяний. Животные в результате приносили человекоподобных уродцев, а один мужчина умудрился выносить в кишках теленка, будучи оплодотворенным быком[250]. Примерно в то же время, когда Гиральд Камбрийский писал свой фантастический труд, один английский монах из Ившема получил откровение о том, как подобные грехи будут караться после смерти:

«Все мучимые там при жизни повинны были в невыразимом для христианина разврате… И потому их беспрестанно терзали огромные чудища, внушающие столь великий страх, что и описать нельзя. Как бы ни противились грешники, совершали над ними те же омерзительные поругания, в каких те были повинны на земле»[251].

По мере того как укреплялись представления о демонической природе животных, существенно ужесточались и наказания за crimen bestialis. Ранее скотоложцев редко наказывали чем-то более серьезным, чем штраф. Американский историк Джойс Солсбери объясняет, что в те времена люди в большей степени были уверены в границе между «ими» и «нами». Однако Отцы церкви так старательно пытались эту границу явно прочертить, что она стала снова размываться в XI в.