Я обхватила руками свой пустой стакан, обдумывая все, что рассказал Эрик.
Все, что он пережил. Сердце за него почему-то заболело так, как никогда не болело за меня саму. Я смотрела на него. Принимая его целиком, не только приятное телосложение и оливковые глаза, но и крошечные линии, очерченные у его рта; то, как торчат его волосы, будто он только что встал с кровати, и не важно, сколько раз он бы ни пытался их пригладить; незастегнутый ворот рубашки, открывающий хрупкую выемку ключицы; нелепые резиновые желтые перчатки, что все еще на нем.
И только тогда я заметила.
Одна из перчаток двигалась. Ко мне. По столу.
Я не дышала. Смотрела. Ждала.
Она остановилась в миллиметрах от моей ладони, все еще держащей стакан.
– Знаешь, а я ведь не могу. – Его голос охрип, это уже почти шепот.
– Не можешь что? – спросила, уверенная в том, что Земля перестала вращаться, а время остановилось.
– Устоять от соблазна коснуться твоих невероятно сексуальных рук.
Он бережно сжал мое запястье, убеждая меня выпустить стакан. Я смотрела, как его пальцы передвигаются по ладони, пока они не переплелись с моими, как корни старого дерева. Он вздохнул.
– Боже, я правда здорово напортачил с Айжей, да?
Так и есть, но ему не нужно было, чтобы я это подтверждала, так что я не ответила. Так мы и сидели, держась за руки за кухонным столом, как самая обычная пара в самый обычный вечер вторника или среды в нашей самой обычной квартире. Но это было не так. Было Рождество. Мой самый любимый праздник.
Шайна сидела за стойкой, когда я пришла на работу в понедельник. Голова наклонена, черные шелковые волосы вуалью прятали ее лицо, и, подойдя ближе, я увидела, что она усердно красила ногти лаком. Кажется, черным. Я и не думала, что она вообще заметила, что я рядом, пока она не спросила, не поднимая головы:
– Слышала, что надвигается снежная буря? – Она ни на секунду не отвлеклась от маникюра. – Говорят, выпадет до шестидесяти сантиметров снега.
– Ага, – согласилась я и вспомнила, что об этом говорила мама Эрика.
– А может, ничего и не будет. – Она дует на ногти правой руки. – Помнишь, как в том году? Было все то же самое, но обещали до метра снега, а выпало всего сантиметров двадцать. – Она закатила глаза.
– Ага. – Хотя я не помнила, что было в прошлом году. Я пошла в заднюю комнату, чтобы повесить пальто и сумку. Мэри-Энн сидела у себя в офисе, дверь была открыта. Я ей махнула.
– Как прошло Рождество?
Она глянула на меня и вернулась к тому, над чем работала.
– Хорошо.
– Ладно. – Я и не ждала, что она спросит о моем. Она стала тихой и незаметной с тех пор, как уволила Луизу. И я пыталась ее понять и дать ей время. Нелегко увольнять друга, особенно того, с кем ты так долго проработал.
Снег пошел сразу после окончания смены Шайны, около трех часов. Сначала крошечные снежинки, будто кто-то сыпал рис из огромных корзин, как на свадьбе. Около четырех моим глазам предстал Айжа весь в снегу. И снега стало гораздо больше – это уже был не рис, а пышные, влажные зефирины, которые пристали к его волосам и объемистой зимней куртке.
Я кивнула ему, и он пошел к своему привычному месту за компьютером, кинув сумку. В пять позвонил Эрик.
– Расписание сбилось. Все пытаются выбраться из города. Приеду сразу, как смогу.
– Без проблем. Тут все в порядке. Не думаю, что все будет так плохо, как говорят.
Эрик что-то ответил, но на линии вдруг пошли помехи, и он отключился.
Я положила трубку, оглянулась и поняла, что мы с Айжей остались одни в библиотеке. Даже гольфист с подушкой ушел.
– Эй, – подошла я к мальчику. – Хочешь по-играть?
Он неуверенно посмотрел на меня.
– Давай, будет весело. Иди к стеллажам и возьми стопку книг. Штук пять-десять. Любых.
Я тоже взяла несколько, и мы сели на пол, окружив себя книгами. Я выбрала одну из них.
– А теперь я скажу тебе три предложения. Два из них я выдумаю, а одно действительно будет первым предложением этой книги. Ты должен будешь угадать, какое именно.
Айже понравилась идея, и мы играли где-то час. Мы так смеялись, что я даже не заметила, как открылась дверь, пока не услышала, как кто-то запыхавшийся крикнул:
– Я тут! Я тут.
Я обернулась и увидела Эрика, который согнулся пополам в дверях и еле дышал. Впрочем, это нельзя было точно понять, потому что вокруг нижней половины его лица был намотан шарф, а верхнюю закрывала шапка. Так что видно было только его глаза. Я встала и бросилась к нему, видя его широко распахнутые глаза, слыша сбивчивое дыхание, я боялась, что у него мог случиться сердечный приступ.
– Ты в порядке? Что случилось?
Он выпрямился и прошел чуть дальше, разматывая заснеженный шарф. В нескольких шагах от меня он остановился. И ответил на мои вопросы своими.
– Ты на улицу смотрела? Ну и метель! Я оставил машину в трех кварталах отсюда, на Принс-стрит. – Освещение замигало, усиливая эффект от его слов. – Ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Мне повезло, что я не заблудился по пути сюда.