Она открыла мне дверь. Я бросил последний взгляд на скромное жилище, ее кушетку как в общежитии и устаревший телевизор, и понял, насколько она бедна.
Но у нее было то, чего не было у меня. Человек, о котором она волновалась больше, чем о своей боли, своих потребностях, даже своей потере.
И я ей завидовал.
Глава 26
До больницы было четырнадцать минут езды, но я доехал за восемь.
Возможно, меня арестуют из-за того, сколько раз я проехал на красный свет, но мне было плевать. Я думал лишь о том, как спасти Холли.
Вместе с соседкой я повернул ее на бок, лицом вперед, но когда погнал по кварталу на скорости пятьдесят миль в час, она завалилась на спину. Я знал, что это опасно, она может задохнуться из-за своего же языка, но побоялся остановиться, даже чтобы переместить ее.
Первые два раза я проскочил на красный в спальных районах, даже не думая притормаживать. С третьим было опаснее. Когда машина впереди меня остановилась на перекрестке, я свернул в левый ряд, постоянно сигналя, и промчался мимо. Не знаю, то ли из-за гудка, то ли мне просто повезло, но я преодолел перекресток целым и невредимым. Как и следующие два.
Наконец увидев американский флаг, развевающийся над крышей больницы, я почувствовал себя скаковой лошадью, несущейся к финишу. Даже если б земля передо мной разверзлась, меня бы это не остановило.
Со скрипом тормозов я остановился перед входом с надписью «Только для машин «Скорой помощи» и выпрыгнул из машины. И закричал, не узнавая собственного голоса:
– Помогите! Кто-нибудь, помогите!
Я рывком открыл дверь машины и потянулся к ремню Холли. Она завалилась вперед, и мне пришлось держать ее одной рукой, отстегивая ремень. Я просунул руки ей под мышки и потянул из машины.
– Сейчас, я сбегаю за каталкой! – крикнул мне охранник.
Я не мог ждать каталку. Лицо Холли было белым как мел. Я подхватил ее и закинул на плечо, как пожарный. Двойные двери раздвинулись при моем приближении, и я помчался вперед.
– Кладите сюда, – велел медбрат, подвозя каталку.
Я посадил Холли на каталку, а санитар аккуратно ее уложил, придерживая за плечи. Ее ноги безжизненно свисали на одну сторону, и я бережно поднял их на носилки.
– Из водоема достали? – спросил медбрат, нащупывая пульс.
В моем теле было столько адреналина, что я и забыл, – мы оба промокли насквозь.
– Передозировка, – сказал я. – Нашел ее в душе.
Он нажал на кнопку, и открылись следующие двери. Он покатил Холли вперед, а я последовал за ним.
К нам подбежал лохматый врач с румяными щеками. Выглядел он так, будто только что окончил колледж. Он снял с шеи стетоскоп и прижал его к груди Холли.
– Викодин, – беспомощно произнес я. – Не знаю сколько.
В горле встал комок. Это я виноват. Заключить сделку предложил я. Она сделала это из-за меня. Если она умрет, значит, я ее убил.
– Пульс сто пятнадцать, дыхание слабое, – сказал врач появившейся откуда ни возьмись медсестре. Он посветил Холли в глаза фонариком. – Начнем с четырех кубиков наркана внутривенно, повторять каждые десять минут, пока не очнется. Пусть реаниматолог подготовит аппарат для вентиляции легких на случай, если она не начнет нормально дышать. Установить назогастральный зонд для промывания желудка. И сделать токсикологический анализ, уровень ацетаминофена и печеночный тест на гепатотоксичность.
Медсестра кивнула и покатила Холли дальше. Я хотел последовать за ней, но врач преградил мне путь рукой.
– Вы ее муж? – спросил он.
И я чуть не сказал «да».
– Нет, – ответил я, – мы не женаты.
Я понял, что этот ответ предполагает, будто мы вместе. В каком-то смысле так и было – мы связаны крепче, чем связывают узы брака.
– Наркан стабилизирует ее состояние, – произнес он будничным тоном, – но нужно сделать кое-какие анализы и узнать, нет ли повреждений внутренних органов, как только извлечем из ее желудка оставшиеся таблетки.
Я мысленно повторил эти слова. Стабилизирует состояние… Сделать анализы…
– Какого рода повреждений? – спросил я.
– Зрачки реагируют на свет, так что функции мозга, скорее всего, сохранены, – сухо констатировал он, будто речь шла о научном эксперименте, а не о человеческой жизни. – Но остаются опасения насчет состояния печени. Опасность пока еще не миновала.
Я понял, что плачу, только когда на губу скатилась слеза.
И в тот миг я совершенно неожиданно осознал, что Холли каким-то образом стала для меня человеком, за которого я волнуюсь.
И я не представлял, что буду делать, если потеряю ее.
Чистая страница чудесна.
Многие писатели ее боятся. Терпеть не могут начинать новый текст. Откладывают работу на много дней или недель, а то и целую вечность.