Почти мертвы

Но я люблю чистую страницу. Люблю бесконечные возможности, которые она открывает. Для меня это напоминание, что, даже будучи всего-навсего человеком, я могу создавать целые миры. Способность писать – это суперспособность. Писатели как по волшебству вызывают у человека эмоции – ужас, грусть, восторг, отчаяние, – просто расставляя слова в определенном порядке. Способность вызвать у человека сильные эмоции – это большая ответственность, и я никогда не относился к ней легкомысленно.

Поначалу я нагло считал, будто то, что я создаю из слов на бумаге, исходит от меня. Я считал своими идеи, образы и истории, появлявшиеся в голове, думал, будто их генерирует мой мозг, а я сам – кто-то вроде волшебника.

Но теперь я знаю, что творчество – особый талант. Когда я пишу, то не создаю продукт, как на фабрике или в лаборатории, а получаю. Моя задача – не покопаться в своем разуме в поисках персонажей, а попросить их меня посетить, а потом сдаться на их милость. Писать – значит слушать. Это нечто потустороннее – написанное исходит не от меня, оно, скорее, течет сквозь меня. Включая компьютер и приветствуя пустую страницу, я признаю свое поражение, как в тот момент, когда произношу молитву и скромно принимаю священный дар Бога.

Это не значит, что для написания книги или сценария не нужно мастерство. То, что я получаю, еще не до конца обрело форму. Я должен облечь возникающие в голове образы в слова, затем соединить эти слова в стройные предложения, а предложения – в связное повествование с началом, серединой и концом. Творчество – это танец с божественным. Чистый лист – приглашение. Идеи – приглашенные гости. Я использую слова, чтобы управлять ими. А это требует в равной степени и мастерства, и веры.

Некоторые преподаватели писательского мастерства говорят: если вы хотите стать писателем, нужно писать каждый день. Но я с этим не согласен. Чтобы разобраться в полученных образах, необходим жизненный опыт, иначе вы просто не сможете передать их достоверно. Невозможно создать эмоциональный текст, не испытав эмоций. Истории – это клубок из того, что предложено свыше, и всего, что вы узнали, почувствовали, увидели, пережили. Проще говоря, чтобы выдохнуть, нужно сначала вдохнуть. Жизнь – это вдох. Слова, ложащиеся на бумагу, – выдох.

Садясь перед чистой страницей, я всегда уделяю минутку, чтобы поблагодарить Бога за то, что вот-вот получу. И молча обещаю довериться и слушать. А затем позволяю образам течь сквозь меня.

Положив пальцы на клавиатуру, чтобы начать сценарий, который либо проложит мне путь к величию, либо покончит с этим грандиозным экспериментом, я напомнил себе, что нужно открыть душу. Потому что, если я буду писать не душой, ничего не получится.

Я сделал глубокий вдох, а потом долгий, освободительный выдох. И начал печатать.

Глава 27

Договор пришел по имейлу, когда Либби готовила ужин.

Я просмотрел его. Это был только черновик, но меня приободрило, что его прислали так быстро, значит, студия действительно хочет приступить к работе.

На этом этапе еще нет никаких гарантий, что по моему сценарию снимут фильм, но Лора собиралась установить в договоре штрафы, если фильм не снимут, а это увеличит шансы на съемку.

Мне еще не заплатили, но сумма в опционе выглядела справедливой, и я получу ее сразу же. Я также получал гарантию участия в съемочном процессе, то есть мне заплатят за дополнительную подготовку сценария, часть авансом, а часть в конце. Обе выплаты в сумме составляли чуть больше сотни тысяч – хватит на еду и выплаты по ипотеке почти на весь следующий год.

А всего, если Джек снимет фильм, я смогу заработать почти семизначную сумму. Этого не просто достаточно, чтобы девочки снова смогли заниматься танцами, это меняет все. Мы сможем закрыть ипотеку и вернуть бриллиант Либби. Я собирался сделать все возможное, чтобы получить эти деньги.

– Угадай, что я получил от Джека Кимболла, – крикнул я жене, помахав в воздухе айпадом, на экране которого был открыт файл с контрактом.

Либби чистила авокадо для гуакамоле, и на носу у нее был кусочек зеленой мякоти.

– Хламидиоз? – предположила она и засмеялась над собственной шуткой.

– У нас же было только одно свидание! – пошутил я в ответ. – Я не из таких.

– Дай-ка посмотреть! – потребовала она, вытирая руки полотенцем.

Когда она попыталась забрать у меня айпад, я отдернул его. Она прищурилась.

– Я не обязан подписывать контракт, – поддел ее я. – Мы еще можем уехать обратно в Нью-Йорк, еще не слишком поздно.

– Ты прекрасно знаешь, что мне никогда по-настоящему не хотелось уехать обратно в Нью-Йорк.

И она говорила правду. Потому что ее самолюбие было еще больше моего, ей совершенно не хотелось давать отцу повод сказать: «А я ведь предупреждал».

Я отдал ей айпад. Она поднесла руку к губам.

– Это же почти… – начала она, но осеклась, словно боялась произнести эти слова.

И я сказал их за нее:

– Миллион долларов. Но только если он снимет фильм.

А так бывает редко. Шанс – один из тысячи. Но этого я ей не сказал. Пусть насладиться моментом. Она это заслужила.