Почти мертвы

Сегодня я пошла в садовый отдел. Я знала, что цветы для палисадника не относились к необходимым расходам, но растения наполняли мое сердце радостью, поэтому я решила побаловать себя. Самые красивые – многолетники. Сейчас я не могла устроить вместо лужайки ковер из цветов, но несколько клумб в стратегических местах сделают свое дело, и мой внутренний оптимист заверял – через год нам уже хватит денег, чтобы посадить в два раза больше цветов.

Я толкала тележку по волшебной стране лилий. Я любила их длинные, грациозные стебли и изумительные расцветки. Я выбрала несколько лилий сорта «Старгейзер» с ярко-розовыми лепестками. Посажу их рядом с почтовым ящиком, пусть почтальон наслаждается терпким и сладким ароматом.

Говорят, дом там, где сердце. Это романтично, но не вполне реалистично. Сердцем я много раз была на пляже французской Ривьеры, с хорошей книгой и бесконечным бокалом мартини. Но это не мой дом.

Нет, дом не там, где сердце, а там, куда вкладываешь усилия. Он там, где ты готовишь, ешь, спишь и пытаешься из последних сил навести красоту. Он там, где создаются и хранятся воспоминания. Там, где висят фотографии над камином и картины на стенах, где одеяла, под которыми ты спишь, где деревья и цветы, которые ты посадил и теперь старательно обхаживаешь.

Дом – это не какое-то абстрактное место в твоем сердце. Он там, где ты живешь сегодня и каждый день. Это продолжение тебя самого.

Я положила в тележку несколько ярких пионов и подумала: «А если мой дом разваливается, что это говорит обо мне? Это я – отражение разрушающегося дома, или он – мое отражение? Это я довела его до такого состояния, или он меняет меня? Кто из нас курица, а кто яйцо?»

Когда мы купили дом со старыми буфетами и провисающими полами, нас переполняли оптимизм и великие замыслы. Но со временем мы стали такими же, как наш дом – усталыми, потрепанными и печальными.

С самого начала мы и дом совершенно друг другу не соответствовали. И многие годы между нами шла борьба за то, чьи эстетические предпочтения победят. Дом твердо стоял на своем.

И он побеждал.

Я не знала, сумеют ли бордовые пионы сравнять счет, но готовилась бороться и дальше. Ради мужа, ради детей, и да – ради себя.

Мое светлое будущее начинается прямо здесь, в садовом отделе. Трудно придумать лучшую метафору для спасения моего брака, чем огромный мешок удобрений, вываленный на нашу скудную, усталую почву.

Я снова преисполнилась решимости поддержать мужа.

Я буду ухаживать за нашим домом, нашей семьей, пока эти увядшие растения снова не зацветут.

Глава 35

Комната Марго находилась со стороны фасада.

Большое эркерное окно выходило на улицу, мы сделали на подоконнике мягкое сиденье для всех ее кукол. Поскольку окно изгибалось как ложка, мы не смогли закрыть его жалюзи, и Марго это вполне устраивало – ей нравилась восходящая луна вместо ночника.

Но тем вечером комнату заливал другой свет. Не холодный, голубой и спокойный, а горячий и яростно танцующий по стенам. Он напугал Марго, и она спустилась вниз.

– Снаружи что-то не так, – сказала она, нервно теребя пижаму, когда вошла в гостиную, где мы с Энди сидели за своими ноутбуками.

– Что такое, солнышко? – спросил Энди, раскинув руки, чтобы обнять ее.

В семь лет она только-только выросла из возраста малышки – ее кудряшки слегка распрямились, прорезались первые коренные зубы.

– Мне страшно, – всхлипнула она.

Марго частенько не могла заснуть, приходилось укладывать ее по два, а то и три раза, это уже было для нас в порядке вещей.

– Я схожу, – вызвалась я, взяв ее за руку. – Давай я уложу тебя в кроватку.

Она позволила мне снять ее с папиных коленей, и мы пошли по лестнице, держась за руки. У нее находились миллионы причин прийти к нам – «я слышала шум», «я увидела жука», «мне холодно». Это были просто предлоги, чтобы кто-то из нас снова ее уложил. Я решила, что сейчас очередной такой случай.

Пока не вошла к ней в комнату.

– О господи! – охнула я, притягивая к себе Марго, и выглянула в окно.

Из верхних окон дома Холли вырывалось пламя, оно лизало крышу, и в небо поднимались клубы дыма.

– Энди! – закричала я, прижала к себе Марго и попятилась к двери.

Энди протопал вверх по лестнице.

– Ох ты черт! – воскликнул он с порога.

– Я позвоню 911, – сказала я, прижимая Марго к груди, и побежала за телефоном.

Я опустила Марго и трясущимися руками набрала номер.

– Девять-один-один, что у вас случилось?

Пока я сообщала адрес, Марго рыдала, уткнувшись мне в ногу.

– Пожар! – выпалила я. – Крыша дома напротив горит!

– Жильцы дома? – пугающе спокойным тоном спросила диспетчер.

Я выронила телефон.

– Энди!

Энди выбежал из комнаты Татум, прижимая к себе нашу четырехлетнюю дочь.

– Садись в машину, забери девочек. Уезжай отсюда!

– А если они там? – спросила я. Было восемь вечера. Энди не ответил, и я снова спросила: – Что если Холли и Саванна застряли внутри?

– Что случилось? – спросила Татум, потирая глаза.

Энди отдал ее мне. Марго цеплялась за мою ногу.

– Иди с мамочкой, – велел он.

Марго крепко схватилась за его рубашку.

– Что ты будешь делать? – спросила старшая дочь. Мне тоже хотелось это узнать.