Почти последняя любовь

Между снегом и старым забором,

Между улицей, серой от пыли,

Между чьим-то бессмысленным спором

Мы с тобой о любви говорили.

Между вечером, спавшим в постели,

Между окнами многоэтажки,

Между птицами, что улетели,

Я к твоей прикасалась рубашке.

В этом городе нет остановок.

Протекают в домах крыши.

За стеною плакал ребенок —

Ты не смог и на улицу вышел.

И продрогшие листья летели.

Закрывали глаза тротуары.

Между нами чужие постели,

Телефоны, дороги, радары…

…Было трудно… Было долго… Было больно… Пахло лекарствами и страхом. Из операционной каждый час выезжала тележка, поскрипывая несмазанными колесами. На ней лежали белые, с серым оттенком люди. Из одежды только бахилы выше колен. Мечтающие пить и спать… Но спать было нельзя.

Он звонил каждый день и говорил: «Держись. Ты очень нужна!»

И она держалась. В руке уже почти неделю стоял катетер, через который литрами капали лекарство. Ей сделали уже три операции и не исключали возможность четвертой. Он искал для нее лучших докторов, присутствовал на пятиминутках и первым разобрался в ее гематоме по типу песочных часов. Он боялся к ней приезжать. Боялся плакать. Поэтому звонил и смешил рассказами. А она боялась, что от смеха разойдутся швы.

Лето было на исходе. Ночью шли дожди. Каштаны, как гири, нависали над тротуарами. Она смотрела из окна на больничный двор…

В этот день он пришел к ней Ветром. Сперва налетел на рябину и устлал всю землю рябиновыми бусами. Потом гонял облака. И, как в детском калейдоскопе, они показали ей целое кино. Обрывал лепестки поздних цветов. Санитарки скорбно качали головами, повторяя: «Який божевільний вітер». Он раскачивал качели, заглядывал во все окна и рвал на них занавески. Он приставал к прохожим, снимая одежду. Он прогнал всех со скамеек. Он спрашивал голубей, перепуганных и сбившихся в кучу.

Ветер был безумен. Ветер был любим.

А потом он увидел ее. И долго целовал губы и раны. Он брал с ее губ кусочки печеного яблока, которое ела утром. Он с жадностью пил воду из бутылки, из которой час назад пила она. Он пытался поднять одеяло и все рассмотреть. А потом, выдохшись, уснул, положив голову на подушку…

…Рябина подсчитывала убытки. Остались самые стойкие цветы. Сутулый дождь сидел на мокрой лавочке…

* * *

Яблоки спелые низко висели.

В них отражалась целая улица.

Листья с краев чуть-чуть поржавели,

Пытаясь от знойного солнца зажмуриться.

Ты во дворе, по-домашнему, милый.

Тапки на босую ногу надел.

Смотришь, как ветер с удвоенной силой

Выпил твой кофе и яблоко съел.

Кто-то к вечеру скажет молитву.

Будет слушать сентябрь украдкой.

И ты на ночь закроешь калитку,

И сорвешь себе яблоко сладкое…

…Он приехал к родителям. Поздно. Уставшая машина икала. Он протер ей глаза. Везде были погасшие окна.

Из будки выкатилась толстая собака с белой грудкой. Она пыталась поскорее проснуться и отчаянно зевала. А когда узнала – стала плакать. Она скучала…

Неделя была суетливой. И вдруг тишина. Только иногда в дремлющем саду падали груши. Еще реже вздыхали качели. К его приезду надушились хризантемы. Издалека они были похожи на снег. Простолюдинки чернобривцы им завидовали.

Он присел на лавочку… Август… Побаливала спина. В траве укладывались спать стрекозы. Почти ночь. Скрипнула дверь. Вышел отец…

А потом начали вываливаться звезды. Небо, как большой зонт, нависало над головой. Он ходил по старому сонному саду, уже не пытаясь уснуть. Он слушал свое сердце. Он впервые разрешил ему говорить. И оно шептало… Сперва осторожно, постоянно оглядываясь по сторонам, потом смелее… А потом кричало в полный голос…

Георгины попытались съязвить, но, пристыженные, умолкли. Щенок тоже хотел помочь, но был слишком мал.

И была длинною ночь… И ветер спал в теплом сене… И малина спросонку искала ягоды, хлопая себя по карманам. А он все искал ответы…