Почти последняя любовь

Он звонил каждый день и не давал ей высыпаться. Мешала разница во времени в добрых девять часов. Ровно в 16:00 он появлялся на сайте. У них же было только 7:00. Потом звонил из машины, и она слышала, как разрывается русский шансон. И как покупает себе кофе с коврижкой, ест ее, жалуясь на снегопад и массовые сокращения на работе. Потом он настоял познакомиться с ее мамой. И долго разговаривал с ней по телефону. Рвался в гости. И наконец-то купил билеты. Когда февраль истекал грязной водой…

Когда она спросила о его родителях, то оказалось, что папа давно умер, а мама много лет живет в доме престарелых…

Он прилетел на четыре дня. В ее день рождения. Подъехал вечером на такси и забрал с работы. Ей стало страшно. Она видела, что он торопится все успеть. Хотелось тут же поблагодарить за прекрасно проведенный вечер, пожать ему руку и уйти из этого чужого свидания домой. Пресного, как грузинская лепешка без соли. Сослаться на головную боль, давление или усталость. Пообещать встретиться на следующей неделе… Но она не могла… Он был ее гость на целых четыре дня. Для нее эти дни были как четыре года…

Борис снял двухкомнатную квартиру с окнами на ЦУМ. И она завидовала его служащим, которым не нужно было настолько близко разговаривать с незнакомым человеком. В квартире были высокие потолки, старый скрипучий паркет, который вытаптывали лет пятьдесят, и картина с голубыми ирисами. Вблизи цветы были неузнаваемы. Во время секса она скашивала на них голову и рассматривала смелые неуправляемые мазки. А еще смотрела на ярко освещенный Крещатик и слушала двигатели машин. И не могла себе ответить, зачем пустила его в свою постель?

Она звонила домой и плакала, что не может больше с ним. А родители говорили, что это по-хамски. Человек приехал не из Чернигова, он летел через океан и нужно дотерпеть.

И тогда она сбегала к себе, садилась в теплую ванну, капала в нее розовое масло и выла. Она ничего не чувствовала к этому странному мужчине, она его не понимала. Она все время думала о Георгии.

В цирке Борис сидел, надменно развалившись, и критиковал артистов. Ел попкорн из самого большого ведра и повторял, что это все туфта, а настоящий цирк – «Цирк дю Солей» Оживлялся только когда выходили клоуны. Искренне смеялся и многозначительно кивал головой.

На мюзикле «Барон Мюнхгаузен» возмущался холодным залом КПИ, плохими местами и неинтересным танцем.

– Я ничего не понял. О чем это было?

А она даже не пыталась ему объяснять то, что не поддается объяснению. Просто чувствуется бездонным сердцем.

Он ленился ходить, и у них под окнами дежурило такси. Он кормил ее в еврейском ресторане «Цимес», который на Подоле, в «Шоколаднице» и «Маракеш». Купил духи «WOOD», которыми она впоследствии отравилась. Кулон из белого золота. Дорогой тональный крем и диоровскую помаду.

Она стеснялась с ним появляться на улицах. Он был ниже. Даже когда она стояла босиком, ее глаза видели все, что происходит у него за спиной. У него были короткие толстые пальцы, смахивающие на щупальца. Сплюснутые маленькие ступни и запах… Запах плохо проветренного помещения… Она не могла возле него дышать. А еще – большие проблемы с эрекцией, и чтобы ввести вялый член – ему нужно было вводить его вместе со своим пальцем. Он так и не смог ни разу испытать оргазм.

Борис рвался знакомиться с родителями, скупая им подарки во всех магазинах. Звал замуж и настаивал ехать в Лавру, чтобы перед иконами надеть друг другу кольца…