Почти последняя любовь

…И так продолжалось изо дня в день. Она становилась на колени и целовала землю. Просила дать ему хлеба, когда он захочет есть. Благодарила, что он может по ней идти в гору. Трогала руками горизонт и отправляла в золотом шаре свои вопросы. Делая вдох, гадала – может, это его выдох? А на небе удобно сидели густые облака. Наклоняясь вниз – пили родниковую воду. Вытирали руки о лесной мох и дышали чебрецом. Облака хранили его мысли, шепотом оброненные слова, усталый кивок головы и очень бережно – каждое воспоминание о любви…

1969–1970 год. Декабрь-Январь

Сегодня целый день идет снег,

Он падает, тихо кружась.

Ты помнишь,

тогда тоже все было засыпано снегом?

Это был снег нашей встречи.

Он лежал перед нами белый-белый,

как чистый лист бумаги,

И мне казалось, что напишем

на этом листе повесть нашей любви…

Л. Козлов (из репертуара ВИА «Пламя»)

Как заведенная, мела метель… Закручивая холод в упругие локоны. Обсыпала порохом молодые елки, синие автобусы и зебру на переходе. Превращала такой строгий, бетонный город – в сказочный. И он больше не казался нудным. И безликим…

Козырьки над парадными удлинились от сползающего снега. И главная площадь, пропитанная белым, как ванильными, хорошо взбитыми сливками…

Они ехали в стареньком такси, в котором давно пора было отрегулировать клапана. Смотрели, как болтается оберег от болезней: рыбка из капельницы, покрашенной марганцовкой. Тихо дышали в унисон. Размораживали тонкие ледяные стекла, чтобы вместе встретить Новый год. Настя нежно напевала под нос:

–  Давай никогда не ссориться .

Никогда – никогда.

Пусть сердце сердцу откроется,

Навсегда – навсегда…

Мороз стоял стеной, твердой, как гранит. Большой градусник на одном из домов зафиксировал -25°. На нечищеных улицах сиротливо пробирались машины. Зеленый «Запорожец» со снежным воротом и синие фыркающие «Жигули». Горели гирлянды на отдельных фасадах. Веселая компания несла в коробке пражский торт, а в сетке – тугие, появляющиеся только к зимним праздникам, апельсины. Скрипел праздничный воздух. А они, на заднем сиденье, почти трогали за рукав новогоднюю ночь. Она тонко пахла хвоей и липла на пальцах смолой.

На часах было 0:30. Вот уже почти час они искали дом, в котором друзья открывали пятую бутылку шампанского. Всюду светились зашторенные окна и хлопали подъездные двери. Елки непривычно стояли в ведрах с песком, украшенные комочками ваты. И конфеты, подвешенные за нитку, как за горло…

Они опоздали… На целый час. Слишком долго путались в белых незнакомых улицах, спотыкаясь о сугробы. Слишком долго серебрила снег луна, и катались с ледяной горки звезды.

В кармане громко тикали часы. Георгий, лаская Настин мизинец, спокойно смотрел на дорогу. Настя, наоборот, злилась. На него, на такси, на испорченный Новый год, что встретила его не в теплом доме, где шампанское пускает пузыри в хрустальном бокале, а шпроты толстыми масляными боками сочатся на хлебе, где на столе праздничное блюдо с горячими домашними пельменями, желтоватыми от масла. Сердилась, что помялось нарядное платье, в котором было жутко холодно. Что не услышала торжественное поздравление президента и бой московских курантов. И петь больше не хотелось…

Когда нужный дом вынырнул из-за поворота, закончилась грязная лестница, ведущая на 8-й этаж, и открылась обшарпанная дверь – Настя была в ужасе. Хорошо выпившие студенты вывалились в коридор с хлопушками и бенгальскими огнями. Они искренне обрадовались гостям и лезли обниматься. На девушках, вместо ожерелья, болтался дождик. Запах дешевых духов и вина. Кто-то курил прямо на кухне. С пола вверх поднималась едкая табачная змея. Одна из девушек посмотрела на Георгия обжигающим взглядом. Он отвел глаза.

На столе почти все было съедено. Побежали к соседям одолжить выпивку. На большом блюде с ромашками лежали надкусанные бутерброды. Сморщенные, со следами красной свеклы, салфетки. Остывшая картошка замерзла серым комом. Маринованные огурцы и помидоры. По остаткам в глиняной миске угадывалось традиционное оливье. Стеклянный сифон, заряженный в специальном пункте газом, и яркая кожура мандаринов – на полу, под тарелками, на елке…

А за окном пела метель новогоднюю песню. Тонким женским голосом. Рисовала беличьей кисточкой узоры на двойных, заклеенных белой бумагой, стеклах. Хрустела льдом на зубах…