Почти последняя любовь

В тот день была пятница. Он поднимался по эскалатору на станции «Завод «Большевик», и его кто-то звонко окликнул. Девушка, спускавшаяся вниз, отчаянно махала руками. Просила подождать ее наверху. Улыбалась солнечной улыбкой и чуть красными глазами. Полчаса назад она смотрела «А зори здесь тихие» в кинотеатре. Зал плакал навзрыд…

Георгий ждал ее между маршами эскалатора в промежуточном подземном вестибюле. Ждал и вспоминал, как они познакомились всего лишь месяц назад. Это произошло в институте, где вспотевший июль, с испариной на подбородке, прятался в западных аудиториях. Он сдавал в деканат зачетку, а она, в платье-колоколе, без единой вытачки, рыдала на ступеньках. Не поступила… Тогда они долго говорили под большими синими елками. Обо всем на свете. Крепкие породистые шишки висели у них над головами, и он пытался ее успокоить.

– Люд, это не худшее в жизни. Я тоже год пропустил. Зато было время идеально подготовиться.

– Но я так об этом мечтала. И что, мне теперь возвращаться к себе? В село? Все узнают, что я провалилась.

Люда заглядывала ему в глаза, громко икала и теребила страшненький платок. Пыталась спрятать босоножки с оторванным ремешком.

– Да необязательно. Ты можешь устроиться на работу, а по вечерам заниматься. Я когда в ноябре вернулся из Минска – тоже сильно переживал. Но потом начал работать в военной котельной. Простым кочегаром. Чумазый был, не поверишь. Зимой, когда три тонны угля заброшу в котлы – мог на ватнике вздремнуть. Потом, с новыми силами, лопатой выгружал сажу. Тонны две. И учился…

У нее как будто стало проясняться в голове. Словно метлой вымели весь мусор. Оказывается, все не так трагично. Она с благодарностью и каким-то благоговением смотрела на Георгия. Он казался ей очень взрослым, очень красивым и недосягаемым. А еще опытным…

– Ты где живешь?

– Снимаю на Нивках комнату. В частном секторе, на улице Шаумяна.

– А давай мы с тобой встретимся через неделю, и ты расскажешь, как удачно изменилась твоя жизнь.

Они договорились на будущую среду. И он об этом совсем забыл. Они не обменялись адресами. Домашних телефонов ни у кого не было. Георгий вспомнил о свидании только вечером и даже искренне расстроился.

А потом время стало бережно все подтирать. Как чешским модным ластиком. Образ Люды размылся, утратил контуры. Пока их не соединило снова… метро…

Они были действительно рады друг другу. Словно встретились давно не видавшиеся старые друзья. Люда типично украинской внешности ему очень нравилась. Черные гладкие волосы блестели, словно их смазали подсолнечным маслом. Такие же очерченные брови. Белая молочная кожа и ярко-вишневые губы. Она была ни худой и ни полной. Просто грудь, крупная, тугая, стояла как грейпфрут. И бедра, очень выразительные – резкий контраст талии.

Они целый день провели вместе. Поднявшись из метро, Гоша пригласил ее обедать в рабочую столовую. Там заказали самое дорогое столовское блюдо – бифштекс с яйцом и салат: тертая морковь со сметаной. И чай за две копейки. Люде очень хотелось рыбы, но рыбный день был вчера.

Георгий интересовался ее жизнью, и она рассказывала о швейной фабрике, о подружках, о ночных рубашках, которые они шили. Люда давно так вкусно не ела. Она очень старалась не набивать полным рот, но ее тарелка стала пустой уже через три минуты. А потом снова спустились под землю, чтобы выйти в историческом центре.

Они гуляли по самой короткой улице – Терещенковской. В один из музеев привезли выставку Айвазовского, и очередь казалась бесконечной. Долго сидели на лавочке в парке Шевченко и смотрели, как играют шахматисты-любители. Георгий увлекался историей города, и о каждом месте ему было что рассказать.

– Ты знаешь, ведь раньше здесь ничего не было. Просто пустырь, на котором паслись коровы и рыли землю кабаны. И это, заметь, перед главным корпусом. А потом приехал некий Дон Педро, бразильский император, и настоял, чтобы на этом месте разбили парк. Все было исполнено. В центре поставили памятник Николаю I и парк, соответственно, был назван Николаевским. Потом, после революции, памятник убрали, и парк лет десять называли красным.

– В честь главного учебного корпуса?

Люде очень хотелось поддержать разговор. И она слушала с вниманием, на которое только была способна. Она смешно говорила на русском, с «гакающим» украинским говором. Но ему это нравилось. И даже умиляло.

– А перед самой войной – здесь укрепился памятник Шевченко. И вот уже сколько лет – парк Шевченковский.

Когда она красноречиво заерзала на скамейке – он отвел ее в самый старый в городе общественный туалет, построенный еще до революции. А потом поднялись вверх и бродили вокруг пузатого оперного театра, Владимирского собора и старого Ботанического сада. В его насаждениях была легкая небрежность…

К вечеру он проводил Люду на троллейбусную остановку и купил билет. Назначил свидание, которое по непонятным причинам опять не состоялось…