Почти прекрасны

В коридоре стоял Трэвис. Казалось, он не очень удивился при виде Джесса, но все равно выглядел недовольным, что ему приходится пройти мимо него, чтобы добраться до меня.

Я приготовилась к сцене ревности, но муж просто притянул меня к себе и крепко обнял.

– Я прилетел так быстро, как смог.

– И это… очень быстро, – сказала Америка.

– Я… э… – промямлил Джесс, указывая на дверь.

– Я ценю, что ты привез ее сюда, – сказал Трэвис, все еще прижимаясь щекой к моим волосам. – Но все же иди, куда шел.

Джесс кивнул:

– Справедливо.

Он закрыл дверь за собой, и Трэвис крепко обнял меня.

– Соболезную, голубка, – прошептал он.

Я посмотрела на него:

– Но как ты…

Он нахмурился, точно так же, как и перед отъездом, когда рассказывал свою программу.

– Я приехал сразу, как узнал. Мне пришлось свернуть горы, но вот я здесь.

– Но как? Как ты здесь оказался? Сейчас?

Трэвис нервно усмехнулся:

– Один из организаторов узнал, что произошло, дал мне свой частный самолет, и вот я здесь.

Я снова обняла его, прижавшись щекой к груди.

– Я рада, что ты здесь.

– И я.

– Хорошо, – сказала Америка, бросив телефон на кровать, а потом села рядом со мной. Ее слова звучали тихо, утешая меня. – Как только ты опознаешь ее, за дело возьмется похоронное бюро. Потом нужно будет сделать еще пару дел. Джесс отправил мне адрес ее квартиры. Это в Баулдер Сити, в сорока минутах отсюда. – Она посмотрела на часы. – Но… Эбби, мне жаль, но нужно поехать сейчас в морг.

Я замотала головой.

– Я буду с тобой, – сказал Трэвис.

Америка обняла нас.

– Тебе не обязательно проходить через это одной.

– Не уверена, что я в принципе смогу через это пройти.

– Сможешь, – сказала Америка, встретившись со мной взглядом. – Придется. Больше никого нет.

Я зажмурилась на мгновение, чтобы собраться с духом, пока Трэвис и Америка обнимали меня. Подруга была права, я не одна. Со мной муж и лучшая подруга, двое людей, с которыми я чувствовала себя в безопасности.

В машине повисла тишина. Трэвис вызвал нам такси, и даже водитель понял, что не стоит ничего говорить. Возможно, дело в умении Трэвиса напускать ужас или в том, что мы ехали в морг – или же и то, и другое.

Оказавшись на месте, мы с Трэвисом остановились перед трехэтажным зданием без каких-либо отличительных архитектурных особенностей. Серовато-коричневый кирпич, несколько прямоугольных окон, двойные двери под стать кирпичу и характерная вывеска.

Америка сделала несколько шагов вперед и остановилась, поняв, что мы не идем за ней.

– Вы двое, все в порядке?

Я посмотрела на Трэвиса, который смотрел на здание. Глубокая морщина пролегла между его бровей.

– О господи, боже, Трэв, я не подумала. Тебе не стоило приходить, – сказала я, закрывая глаза ладонями.

Он отстранил мои руки от лица и поцеловал их.

– Я хочу быть рядом с тобой.

– Но… – заговорила я.

Он покачал головой:

– Тяжело ли мне? Да. Ужасно видеть, что тебе тоже приходится через это пройти. – Он посмотрел на здание. – Но я рад, что могу держать тебя за руку.

Мы зашли внутрь, и я позволила Америке пообщаться с людьми за стойкой регистрации. Отдала им свое удостоверение, и мы стали ждать.

Мы ждали.

И ждали.

И… ждали.

Наконец к двери подошел мужчина в темно-синих бахилах.

– Миссис Мэддокс? – позвал он.

Мы втроем встали, и Трэвис взял меня за руку. Мы двинулись вперед.

Мужчина задал мне несколько вопросов, и мы прошли дальше. Я ответила на них, но не смогла бы вспомнить потом, о чем он спрашивал. Мы миновали дверь-вертушку, еще одну, и оказались в стерильной на вид комнате, в которой висел запах больницы, и в то же время было холодно, как в морозильной камере.

Нас подвели к стене с серебристыми ящиками. Мужчина проверил номер и потянул за тонкую ручку.

Я увидела свою мать, совершенно безжизненную, и опять же ничего не почувствовала. Это онемение напугало меня больше, чем то, на что я смотрела.

Потом появились слезы.

– Простите, но нам нужно устное подтверждение.

– Это она, – сказала я, отвернувшись.

Америка и Трэвис стояли рядом, не отходя от меня ни на шаг.

Я как в тумане подписывала документы и шла на выход. И среди паники, что со мной не все в порядке, раз я не могу скорбеть при виде своей безжизненной матери, и ярости на Мика, что он оставил меня разбираться со всем этим, я все же испытала облегчение, что хотя бы одно дело было закончено.

– Ненавижу этот город. Не хочу больше сюда возвращаться, – сказала я, стараясь вздохнуть сквозь слезы.

– Осталась одна встреча с менеджером похоронного бюро, и мы можем ехать домой, – сказала Америка.

– Кремация. Пусть кремируют ее и отправят мне. Бальзамирование и макияж это для тех, кто не видел то, что я уже увидела. Пусть кремируют и отправят мне. Я… разберусь с этим позже.

Америка была поначалу удивлена, но потом кивнула и застучала по телефону. Поднесла трубку к уху и пошла прочь, с кем-то разговаривая.

Трэвис вызвал такси и отложил телефон, обнимая меня обеими руками.

– Жаль, что тебе пришлось это увидеть, голубка. Мне так жаль, что твой никчемный отец снова подвел тебя и взвалил такой груз на твои плечи.

– У меня есть ты. А у него никого.