Оля моталась по квартире, как бешеная тигрица, Вот ведь тихоня! Монашка, мать ее! По-тихонькому так закрутила с красавчиком Родионовым, по-тихонькому перевезла его к себе поближе, чтоб был под рукой. От баб изолировала. И получилось! Родионова нет ни в компаниях, ни на тусовках. Ох, Добрынина! Все тихой сапой, и все получается. Хотя, зная Родионова… смешно! Он баб и туда затащит, в ее же квартиру, не сомневайтесь. Любовь у них, ага! Рассмешила. Другие отношения! Серьезно у них! Ну шапито. У Родионова серьезно? О господи, ну и дура! Как была дурой, так и осталась! Серьезно, любовь, а про залет он не в курсе. Вот и весь ответ, Аля.
Вдруг Оля что-то сообразила и стала искать телефонную книжку. Помнила – точно записывала телефон Алиного деда, сто лет назад. Да, точно! Даже помнит первые цифры – память на цифры у нее отличная – 433, а вот дальше все, провал. Да и сколько раз она туда звонила? Максимум два. Перерыла все ящики, все записные книжки. Нашла! Села, налила себе винца, ноги на табуретку, закурила.
– Привет!
В трубке молчание.
– Не узнаешь? – укорила она. – Старая подруга твоя. Стыдно не узнавать верного друга.
– А, Лобанова, – мрачно произнес Максим. – Какими судьбами?
– Да с поздравлениями, – усмехнулась она. – Хочу поздравить будущего, так сказать, отца! Отца-молодца! Ты ж будешь хорошим отцом? А, Родионов?
Он молчал. Наконец выдавил:
– Что несешь? С утра начала, уже хорошенькая?
– Нормальная, в самой кондиции. Так что, Родионов? Готов?
– К чему, Лобанова? К твоим пьяным бредням?
– Подруга твоя в интересном положении. Что, не знал? Так вот, сообщаю. Почти два месяца. Кстати, не замечал? Ну молодец, просто Штирлиц твоя Добрынина. Готовься. Предупрежден – вооружен, слыхал?
– И что дальше? Тебе-то что?
– А дальше, – Оля со свистом затянулась, – тебе решать, Родионов. Эта дура рожать собралась. Так что готовься. Я-то как друг, Родионов. Чтобы без инфарктов.
– Друг? – рассмеялся он. – А, ну да! Я забыл. Что ж, спасибо за хорошую новость.
– Шуткуешь? – Оля была разочарована. – Ну молодец. Чувство юмора – это прекрасно. А вообще-то, Родионов, может, и вправду? Ну, жениться на нашей дурынде? А что? Квартирка у нее классная, вся в антике. Четыре комнаты и все ого-го! Ну и вторая, в которой ты обретаешься. Кстати, ты еще там, не сбежал?
– Слушай, подруга! – Максим тоже закурил. – У тебя большие проблемы с памятью! Красавчик-то твой травку покуривает, и это все знают. Может, и ты приобщилась? Так вот, напоминаю – наши с Алей бабки были подругами. И в этой шикарной, как ты говоришь, хате я был не раз. Правда, в далеком детстве.
Оля делано расхохоталась:
– А, ну да! Я забыла – вы же друзья детства, верно! Выросли, так сказать, вместе! Сидели на одном горшке, да, Родионов? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Нет, ты подумай, прикинь, что к чему. Хаты есть, цацки тоже. И работящая у нас Алевтина, дальше некуда. Хозяйственная, опять же. Ну это ты, наверное, понял. Борщики, котлетки, пюрешки. Рубашечки, носочки – все небось в стопочку?
Знаю и не удивляюсь. Но самое главное – это любовь, да, Родионов? Любить тебя будет вечно. Верно и преданно. Все будет прощать. Любую твою гадость, любое предательство. Работать не будешь – будет кормить. На подносике поднесет, ей не в лом. Ревновать будет молча, претензий никаких. Потому что умом двинется от счастья и простит заранее всех твоих любовниц. А они, да ты и сам знаешь, непременно будут. Или есть? Не удивлюсь. И даже пойму и не осужу, если честно! Впрочем, все прощают, и умные, и дуры, и красавицы, и дурнушки, и гордые, и не очень. Все. Так мы, бабы, устроены. – Оля закурила еще одну сигарету. – Да, и еще! Мать из нее будет прекрасная, сама сирота, знает, почем фунт лиха. Что еще надо? Короче, вот мой совет, Родионов: женись! Правда, надоест она тебе через пару недель, это ж понятно. Она же зануда, наша Добрынина. Причем положительная зануда, а это хуже всего.
У тебя же такие телки были, Родионов! А теперь наша дурочка! Странный ты, да. Но, как говорится, от торта во рту слишком сладко, я понимаю. Да, и еще! Про свадебку, Родионов! Где гульки планируете? В «Праге» небось или в «Метрополе»? Невеста – а Альку я знаю – непременно натянет фату, и подлиннее – признак девственности, непорочности и чистоты. А ты, Макс? Строгий черный костюм с белой сорочкой и галстуком? Да, чуть не забыла! И пупс! Пупс непременно – пузатый такой и дурацкий! Ленточки, розочки, да?
Максим, терпеливо слушавший этот монолог, наконец нарушил молчание:
– Знаешь, Лобанова, черный костюм – мрачновато для праздника, ты не считаешь? Хочу лиловый! Сочный такой лиловый, без дураков! А галстук, к примеру, желтый. Или салатовый. Как думаешь? А про кабак еще не решили. Но приглашение жди. Не от меня, нет, мне-то с тобой все понятно. От Алевтины, конечно. Я же не буду ей всю правду, ты ж понимаешь! Зачем травмировать хорошего человека?
– О да, понимаю! Куда там мне до нашей хорошей! А ты, Макс? Давно стал хорошим? Ну месяц, два? Или больше? Если так – удивлюсь! Сильно удивлюсь, Родионов! Я же тоже про тебя кое-что знаю! Забыл?