Почти три года. Ленинградский дневник

Иногда мне кажется, что я – мать невиданно огромного семейства. Мои дети – это строфы четвертой главы. Я неустанно, днем и ночью, думаю о них. Я все снова и снова возвращаюсь то к одному, то к другому дитяти. Одного одену получше, другому приглажу вихор, третьему утру нос, четвертого и вовсе выведу вон. Все украшаю их, чищу, глажу и мою. И они, мои бесценные детки, становятся, на мой взгляд, все лучше. Число их увеличивается с каждым днем. Растет, растет моя четвертая главушка. С такой одержимостью я даже вторую не писала.

У нас испортилось радио, не знаю, что происходит на фронтах. Достоверно знаю только одно, что второго фронта нет.

Серая и сырая осень: прекрасно для работы. Я залезаю в свой уголок за шкафом, зажигаю свет (пока он еще есть). Я засыпаю с вечера мгновенно, а утром просыпаюсь с полуготовой строфой: как будто положила накануне комочек теста в волшебную почку – и за ночь испекся колобок.

7 октября 1942 года

Четвертая глава (в ней уже 22 строфы) идет так хорошо, и писать ее такое наслаждение (теперь, когда мучения позади), что становится даже страшновато. Как будто заглянула в запретные области, где человеку быть не надлежит. Высоко… высоко, кажется – вот сорвешься. А дальше все придумано чудесно.

Если все и дальше так пойдет, то это будет глава достойная 25-летия революции.

Вчера в «Ленинградской правде» напечатана моя «Высотка». Так приятно было увидеть эту милую для меня вещь, похорошевшую от крупного шрифта на выигрышном месте.

8 октября 1942 года

Все хорошо. План четвертой и пятая (эпилог). Одно плохо: честолюбие стало одолевать так, что сил нет. Иногда прохлынет такой волной, что учащается дыхание и рука дрожит. Тут, сбившись с дыханья, сбившись в шаге, утрачиваешь ритм. И среди моря работы внезапно налетаешь на остров затишья. Это как раз было со мной вчера. Буду надеяться, что это был совсем маленький островок. И что сегодня я снимусь с якоря.

Все думаю о книжке Армстронга о падении Франции и представляю себе будущую свою – о Ленинграде, которая должна быть переведена на все языки. Вот опять, опять оно – честолюбие.

А ну-ка, за работу над главой!..

9 октября 1942 года

Сегодня ночью – лютая бессонница (худший вид, когда, проснувшись среди ночи, уже не засыпаешь до утра). Все мучил «нервный узел» четвертой главы. Сегодня как будто чуть сдвинулось.

На фронтах все те же невиданные еще бои. Сталинград держится. Кажется, напишу отличную главу… если только не рехнусь из-за нее.

Прочла «Нервную систему», «Мозг», отрывки из «Физиологии человека», и все это для восемнадцатой строфы. Но о нервной системе надо писать отдельную поэму. Это нечто непостижимое по уму и дальновидности. Сейчас пойду, сделаю большую прогулку, чтобы утрясти в мозгу то, что я прочла о мозге.

Чудесный, тихий, янтарный день. Стреляют, но где-то далеко.

10 октября 1942 года

Кажется, начинаю выкарабкиваться из четвертой. Бесконечно только жаль, что вся вторая половина дня для меня потеряна: обед у Кетлинской, выступление в лектории, паек и Золотухин. А как раз сегодня можно бы много сделать.

11 октября 1942 года

Опять тяжелая бессонная ночь. Сильная артстрельба всю первую половину. Мне показалось, что это зенитки. Я встала и включила радио на тот случай, если тревога. Оно заговорило в шесть утра. И. Д. потянулся выключить его и спросонок разбил абажур лампы.

Сводка неопределенная и непонятная: бои северо-западнее Сталинграда. А сам Сталинград что же?.. И какое-то «закрепление на новых рубежах». И. Д. расшифровывает это как временную передышку для нас, как некоторое утихание боев за город. А я не уверена.

Северо-западнее Сталинграда отбито пять контратак. Пленный летчик сообщил, что туда стянуты крупные силы. Видимо, собираются драться отчаянно.

Синявино несколько оттянуло немцев от Ленинграда, хотя наша операция там и не удалась. Штурм Ленинграда, если таковой вообще предполагается, таким образом отсрочен.

Моя четвертая глава двигается. Но кто будет читать все это? Нужны ли стихи сейчас, в эти грозные дни?

14 октября 1942 года

Третий день на фронтах «изменений нет». Неужели, неужели немцы остановлены? Сердце замирает. Боишься верить. Не смеешь надеяться. А так хочется!.. Не хватает слов, чтобы выразить, как хочется.

А пока что приближаются разведчики. Надо кончать главу (вчера снова, в который раз, переписала первую строфу и заменила одну важную «студенческую» строфу новой, очень удачной). Но ведь надо еще писать «Обращение» по поручению горкома.

Сегодня телеграмма Фадеева: просит материалы для октябрьского номера «Литературы и искусства». И все хочется успеть.

15 октября 1942 года

Вечер

Большой для меня день: подвал Тихонова обо мне в «Правде»: о «Душе Ленинграда». Это превзошло все мои ожидания…