Почти цивилизованный Восток

У Эвы дрожали коленки. Прямо с утра. Вот как проснулась, так и дрожали. Ей не хотелось ехать! Да будь ее воля, она бы и вовсе из кровати не выбралась. Но кто ж ее спрашивал-то? Вот и пришлось что выбираться, что собираться.

Платье еще это.

Нет, платье получилось красивым, именно таким, как задумывалось. Вот только второе такое же, сшитое для Тори, сидело на сестре куда как лучше.

И Тори знала, что так будет. Потому и шила точно такое, как у Эвы. Нарочно. Всегда она так.

Не только она.

– Ах, вы такие взрослые! – Маменька приложила платочек к глазам. – Я так рада…

Она и вправду радовалась. И о том, что с Эвой произошло, словно забыла. Словно и не было никогда ни побега, ни аукциона, ни… И если бы не серое колечко на пальце, Эва, возможно, сама бы поверила, что ничего этого не было.

Что все приснилось.

Но колечко осталось. Оно, получив каплю крови Эвы, тускло засветилось, но всего на мгновенье. А потом стало прежним.

И Берт сказал, что ничего не чувствует. Но ведь невозможно, чтобы оно просто… Как бы то ни было, сейчас руки постоянно тянулись к проклятому этому колечку. А маменька улыбалась. Кланялась. Кому-то что-то говорила, смеялась и…

И все это так глупо!

Женщины в роскошных платьях. То, что на Эве, шилось ведь только для представления. Нет, если девушка из бедной семьи, то его потом могут переделать в свадебное, только и это редкость. А сколько ткани уходит на такое?

Шитья.

Эти крохотные жемчужины, которыми украшен лиф. Они наверняка дорогие. Очень дорогие. Если продать это платье, то сколько она выручит? Хватит ли этих денег, чтобы выкупить Агнесс? А если не ее, то кого-нибудь другого. Другую, которой тоже нужна помощь.

– Попроще лицо, сестрица. – Тори умела улыбаться робко и в то же время завлекательно. – Неудивительно, что от тебя все отворачиваются.

Все – это кто?

Лизелотта Чамингтон, с которой Эва как-то переписывалась? Однажды они даже вместе пили чай у кого-то в гостях. Сейчас она просто повернулась спиной.

Как и Диана Треминг.

И…

И остальные. Это и есть то, о чем говорила мама?

Но ведь ей обещали…

– Если ты сейчас разревешься, будет смешно. Им. – Тори чуть приоткрыла веер и кивнула очередной девице, которая на этот кивок развернулась. – Тоже мне, принцессы. Ты бы знала, что у них во снах!

Вот теперь глаза ее нехорошо сощурились. И улыбка сделалась такой, что Эва вздрогнула. Но желание плакать пропало напрочь.

А потом к ним подошли и…

И Эва выдохнула с облегчением. На душе тоже сразу стало спокойно.

Теперь все будет хорошо.

– Боже. – Тори, само собой, не упустила случая испортить момент. – Ты не могла найти никого приличней? Хотя… в нем определенно что-то есть.

И поглядела на ее шамана так… так… Дома Эва точно ей выскажет! И за взгляды, и…

– Сейчас вы выглядите как истинная леди. – Эдди поклонился. И сердце Эвы екнуло. Даже рука, кажется, задрожала. И еще колени. Но дрожащих коленей хотя бы не видно под платьем. А Эдди осторожно взял ее ладонь. И сказал: – Здешние дамы меня пугают.

– Чем же? – влезла Тори. – Я, между прочим, Виктория. Виктория Орвуд. Ее сестра. Старшая.

Ну вот, сейчас она улыбнется.

Скажет что-то такое, душевное, легкое и веселое. И Эдди ответит. Они заговорят, разом позабыв про Эву… проклятье! Ну зачем Тори нужно было возвращаться именно сейчас?!

– Рад познакомиться, – кивнул Эдди почти равнодушно. – А здешние барышни какие-то чересчур уж хрупкие. И стоять-то рядом страшно, повернешься не так, заденешь, она и рассыплется.

Почему-то представилось, как рассыпается грудой фарфоровых осколков Лизелотта, а с нею и Диана. А то стоят, шепчутся, прикрывшись веерами. И глаз с Эдди не сводят.

– А у вас барышни другие? Не рассыпаются, если вдруг заденешь?

– Нет.

– А что они делают? – Тори слегка нахмурилась.

Разве можно быть настолько навязчивой?

– Они… как сказать, они и пристрелить могут, ежели что не так. – Эдди усмехнулся и выпустил-таки руку Эвы. – Говорят, тут бал будет, ну потом, после. Танцы. Не скажу, что я особо приятный кавалер, но если в этой вашей книжице найдется строчка…

– Найдется, – улыбнулась Эва, и, кажется, слишком уж радостно.

– А я? – Тори хлопнула ресницами. – Меня вы бросите? Или сочтете излишне хрупкой, чтобы танцевать?

– Хрупкой? – Эдди окинул ее взглядом и прищурился. А потом чуть склонился и тихо-тихо, так, чтобы услышала Тори и, быть может, Эва, сказал: – Отнюдь нет. Ведьма, которая несколько лет прожила за гранью, хрупкой быть не может.

А на танец Эву так и не пригласил.

Хотя, конечно, может, и не успел: дверь распахнулась. Заголосили трубы. И коленки задрожали вновь. Но Эва заставила себя выпрямиться.

Представление?

Какая ерунда в сущности это представление. Она на аукционе сама вышла, так что и тут справится.

Я глядела, как матушка о чем-то оживленно беседует со свекровищем, не в силах отделаться от мысли, что ничего хорошего от этой задушевной беседы ждать не следует.

И вообще…

Откуда она здесь?

И почему… Я ведь письма писала. И получала ответы, в которых матушка уверяла, будто все хорошо, но она так занята, что ни минуточки у нее нет визит нанести. Или чтобы я к ней прибыла.

В доме ремонт.

И модистка.