Почти всё о зомби

Кинского начинала выводить из себя манера разговора машиниста, изъяснявшегося с каждой минутой всё более нелогично и путанно. Согласно его комментариям, поезд шёл в никуда, до конечной, где обрывается дорога. К этому можно было ещё добавить – пока не кончится дизель в топливном баке. Или до столкновения с какой-нибудь другой голубой или, сказать вернее, «жёлтой» Стрелой. Можно было бы ещё сказать, что поезд нёсся в самый ад, в тоннель без света в его конце, в дьявольское Депо для переплавки, но машинист, будучи человеком скорее практичным, чем романтиком, и по натуре и профессии своей, сухим «технарём», не стал больше уточнять, куда именно он мчится.

– Батя, дай порулить, – сказал Кинский, хватаясь за штурвал, установленный на пульте.

– Это не руль, а контроллер, темнота! – сердито ответил машинист. – Им не рулят, а задают обороты дизеля.

Впереди замаячила крыша станции, до которой оставалось не более минуты ходу.

– Вот и «Крепость», – объявил машинист, хватая рацию. – Уважаемые пассажиры, поезд движется без остановок до конечной…

«Интересно, а зачем он остановился на последнем полустанке, старый дятел? – подумал Кинский. – Из жалости?»

Словно прочтя его мысли, машинист покосился на Антона и произнёс:

– Я там хоть вздремнул пару минут, пока стоял. Говорю тебе, тяжко без помощника.

– А как тормозить? – спросил Кинский. – Вот, допустим, твой поезд несётся на пределе, и, ни с того ни с сего, на дороге висит твоя, привязанная к столбу, любимая жена с детьми, и тебе надо экстренно затормозить, а свернуть нельзя.

Машинист метнул в Антона испуганный взгляд, будто на дороге и впрямь в реальности перед ним предстала подобная жуткая картина. Он ухватился за ручку крана, установленного рядом с ним по правую руку.

– Кран машиниста, – проговорил он, буравя Кинского озлобленным взглядом. – Переводишь в крайнюю пятую позицию, вот так! Но тебе это не светит, ты его при мне не повернёшь. Я из старой династии, мой отец был машинист и дед был машинист на паровозе. Но тебе этого крана не видать, малец, ты не из нашенских, так что сиди и не мельтеши!

Последнего изречения хватило, чтобы у Кинского наконец-то сорвало все гайки в мозгу, и он, подмяв под собой пожилого человечка, рванул кран в упомянутую крайнюю пятую позицию.

Поезд, промчавшись мимо станции, начал с оглушительным лязгом тормозить и проехал ещё около двух километров, прежде чем встал на путях. Машинист с бешеным криком вырвался из хватки Кинского и отвесил ему неслабый удар по скуле. На минуту они сцепились в яростной схватке, причём пожилой машинист, возмущённый наглостью самозванца, проявил на удивление богатырскую силу, едва не положив на лопатки превосходившего его в росте и массе мышц Антона, но тому удалось-таки столкнуть машиниста спиной на контроллер, ненадолго выведя противника из строя. Воспользовавшись этим коротким перерывом, Кинский, не медля, схватил канистру с водой и выскочил из кабины. Лом он обронил на месте схватки, но возвращаться уже не стал.

Антон лихо соскользнул вниз, держась за поручень и со всех ног бросился в сторону станции. Машинист, высунувшись из проёма двери, попытался поразить его ломом, метнув его Кинскому в спину на манер копья, но промахнулся и в бессильном негодовании осыпал его шквалом отборных ругательств.

Однако Кинский их уже не слышал. Слегка пригнувшись под тяжестью полной железной канистры, он устремился вдоль путей к станции. Вне себя от сумасшедшего восторга, он забыл о боли и ссадинах, оставленных машинистом во время их схватки, и всё его существо переполняли лишь радость и гордость от того, что он сделал то, что и задумывал изначально, осуществив мечту «идиота», – остановил поезд и, вдобавок, нашёл воды.

Спустя несколько минут Кинский встретился на платформе станции с Рыжим и Ликой, с триумфом поставив перед ними свой трофей – канистру, полную питьевой воды. Локомотив недолго стоял на путях, – издав длинный сердитый гудок, он снова тронулся с места. Как ни странно, ни один шатун не попытался сойти на станции с наименованием «Крепость», о чём гласила громоздкая вывеска на фасаде заброшенного кирпичного строения. Возможно, когда-то оно носило другое название, но было переименовано некоторое время тому назад, скорее всего, теми людьми, которые хотели заявить о существовании неприступной цитадели, возможно, находившейся где-то неподалёку.

Беззаботно усевшись на скамейке, стоявшей на платформе станции, Рыжий, Лика и Кинский с наслаждением утоляли жажду, погрузившись на какое-то время в удивительное блаженное состояние, которое можно было сравнить лишь с абсолютным счастьем, конечно, если бы кто-то из них знал, что это такое. Кинский выразительно рассказывал о том, как проник в локомотив, едва не попав в лапы зомбаря по имени Никитка, «сторожившего» дизельное помещение, и как сцепился с чокнутым механиком в смертельной схватке. Рыжий только посмеивался, а Лика слушала, раскрыв рот от удивления и ужаса, но никто не усомнился в том, что всё это правда, тем более, что в пользу этого говорили заметные ссадины на лице рассказчика.